Всегда полезно взглянуть в прошлое, и если бы мне снова пришлось это сделать, кое-что я бы сделал по-другому. Я бы избежал ошибки «сикрестирования», сказав в начале своего заявления, что мы рекомендуем не выдвигать обвинений. В то время я думал, что есть риск, что после заголовка люди не будут внимательно слушать дальше, но, оглядываясь назад, риск замешательства от того, что я тянул с выводами, был больше. Ещё важнее то, что я бы постарался найти лучший способ описать поведение госсекретаря Клинтон, чем «крайняя беспечность». Республиканцы вскочили на тот старый закон, делавший тяжким уголовным преступлением обращение с секретной информацией с «грубой небрежностью» — закон, который Минюст никогда бы не применил в этом деле. Но использование мной «крайней беспечности» для многих безусловно прозвучало словно сказанное на языке закона — «грубая небрежность» — пусть даже вдумчивые юристы видели, почему это было не одно и то же. Я потратил много часов, отвечая на вопросы Конгресса об этом, и это стало главной темой для заинтересованных в нападках на ФБР и Минюст. За исключением этих двух вещей, и невзирая на направленные на меня с тех пор политические выстрелы — а по общему мнению я попал под огонь из-за этого — я бы снова поступил так же с тем заявлением, потому что по-прежнему считаю, что это была лучшая доступная альтернатива, чтобы защитить и сохранить водоём доверия к Министерству Юстиции и ФБР у американского народа.
После сентябрьских слушаний в Конгрессе, несмотря на всю критику, я мог по крайней мере сказать, что Бюро избавилось от этого ужасного дела. Мы предложили прозрачность, стараясь показать американскому народу компетентность, честность и независимость, и теперь президентская кампания могла идти своим чередом. Несколько месяцев спустя во время нашего обеда 27 января 2017 года Президент Трамп сказал мне, что я «спас её» своей июльской пресс-конференцией. Это не было моим намерением, так же как я не собирался «спасать его» в том, что случилось позже. Целью было рассказать правду и продемонстрировать, как выглядит высшая степень лояльности — к институтам правосудия.
Так что мой заместитель директора был прав; мы действительно подставились, и это было так болезненно, как и ожидалось. Мы вкусили яда нашей политической системы, и я, как и ожидал, получил все эти удары, но ещё я чувствовал огромное облегчение, так как мы с ФБР закончили с Хиллари Клинтон и её электронными письмами.
Если бы.
Глава 11
СКАЖИ ИЛИ УТАИ
Безопасность заключается в прокуроре, который умеряет рвение человеческой добротой, который ищет истину, а не жертв, который служит закону, а не фракционным целям, и который подходит к своей задаче со смирением.
Хотя дело с электронной почтой Клинтон для вашингтонского политического класса казалось центром вселенной, в действительности ФБР занималось и многими другими важными вопросами. Летом 2016 года мы работали как сумасшедшие, чтобы понять, что задумали русские. Доказательства внутри разведывательного сообщества настоятельно наводили на мысль, что российское правительство пыталось тремя способами вмешаться в выборы.
Во-первых, они искали способ подорвать уверенность в американские демократические процедуры — стараясь нас скомпрометировать, чтобы наш выборный процесс больше не вдохновлял остальной мир.
Во-вторых, русские хотели навредить Хиллари Клинтон. Путин её ненавидел, обвиняя её лично в больших уличных демонстрациях против него в Москве в декабре 2011 года. Путин считал, что Клинтон дала «сигнал» демонстрантам, публично критикуя то, что назвала «тревожной практикой», до и во время парламентских выборов в России в тот год. Она сказала: «Русские люди, как и люди во всём мире, заслуживают права, чтобы их голоса были услышаны и посчитаны». Путин воспринял это как непростительные личные нападки.
В-третьих, Путин хотел помочь победить Дональду Трампу. Трамп благоприятно высказывался о российском правительстве, а Путин демонстрировал многолетнюю признательность бизнес-лидерам, заключавшим сделки вместо того, чтобы придерживаться принципов.