Майкл виновато посмотрел Саре в глаза, не зная слов, которые способны были бы оправдать его бездействие, затем подошел к сестре и, присев рядом, провел пальцами по заострившемуся подбородку.
– Прости, дорогая, – произнес он, низко наклонившись над ней. – Я все исправлю.
– Не бери всю вину на себя одного, – сказала Тоня, когда они вышли из номера, оставив Полину на попечение доктора и охранников. – Я тоже бросила ее.
В лифте Майкл обнял Тоню, поцеловал в шею и горестно вздохнул.
– Она пропустит его похороны, – сказал он.
– Думаешь, это так важно? То, что Полина не увидит, как урну с его прахом замуруют в стену, ничего не изменит. Алекса больше нет. Вот что имеет значение. Все остальное – бессмысленное сотрясание воздуха, дань традициям. Кстати, почему его хоронят так поздно? На девятый день…
– Так положено по законам англиканской церкви.
– Разве вы с Алексом не православные? – удивилась Тоня.
– Нет. Нас воспитывали в той же религии, что и Монику. Так пожелала Ребекка, впрочем, никто не сопротивлялся.
– А ваша мать?
– Ей было все равно. Она с легкостью оставила нас, поручив заботам отца, и долгие годы не принимала никакого участия в нашей жизни. Лишь изредка звонила и виделась с нами не чаще одного раза в год. Неужели ты думаешь, ее заботило, какую церковь мы с братом посещаем? – без каких-либо эмоций в голосе ответил Майкл, однако Тоня почувствовала, насколько больно ему было говорить об этом.
– Мне жаль, – тихо произнесла она, взяв его за руку.
– А мне нет, – вдруг улыбнулся Майкл. – Потому что Лиза, откровенно говоря, хреновая мать. Зато у нас с Алексом была Бекка.
В маленькой часовне на кладбище собрались только родные и близкие друзья. Зал буквально утопал в розах и лилиях, поэтому молодой пастор выглядел, как продавец в дорогом цветочном магазине. Он четко и одновременно уныло проговаривал слова, рассматривая сидящих перед ним людей в черных одеждах, изредка бросал взгляд на закрытый гроб, словно обращался к покойнику, при этом лицо его было сосредоточенным и очень спокойным, как и у всех собравшихся.
Тоня удивилась сдержанности людей, пришедших проститься с Алексом. Фрейманы еще утром рыдали, а теперь они замерли, и неподвижными, стеклянными глазами смотрели перед собой, не выказывая никаких эмоций. По окончании заупокойной службы в зал вошли трое мужчин в темных костюмах и повезли гроб в крематорий. Пастор предложил всем отправиться к склепу Хейзов, где будет покоиться урна с прахом Алекса, которого Ребекка любила и воспитывала, как родного сына…
– Как она могла пропустить похороны брата? – услышала Тоня за спиной недовольный голос Елизаветы Карловны.
– Не смей упрекать нашу девочку, – потребовал Сергей Дмитриевич. – Если ее здесь нет, значит, на то есть особые причины. И тебе о них знать не обязательно.
– Я лишь хотела сказать…
– Закрой рот, – прошипел отец Полины.
Тоня повернулась к нему и слегка кивнула, поблагодарив за своевременное вмешательство. Оно было не первым и явно не станет последним. Елизавета Карловна уже со вчерашнего дня, с того самого момента, как нога ее переступила порог дома Фрейманов, демонстрировала дурной нрав. Она обрушила на Марка и Ребекку нескончаемый поток упреков и злости.
– Я доверила их тебе, – надменно произнесла она. – К чему это привело?
Тоня расстроилась, вспомнив, каким ошеломленным и подавленным выглядел Марк в ту минуту. Если бы на помощь не пришел Сергей Дмитриевич, Марк наверняка расплакался бы, так как глаза его уже стали влажными от незаслуженного упрека.
– Где моя дочь? – спросила Елизавета Карловна, поправив аккуратно уложенные волосы.
– Лиза, что с тобой происходит? – удивился Сергей Дмитриевич. – Ты же плакала с того самого момента, как нам сообщили о смерти мальчика. Почему сейчас ведешь себя столь дерзко и бесцеремонно? – он, не стесняясь, ругал жену, которая краснела, слушая его. – Как ты смеешь неуважительно относиться к Марку?
– С каких пор ты стал его… – увидев гнев в глазах мужа, Елизавета Карловна замолчала, но надолго ее не хватило. – Так, где Полина?
– В отличие от тебя, она тяжело переживает убийство Алекса, – сказал Майкл. – Я отвезу вас в отель, – добавил он, показав тем самым, что матери не рады в доме Фрейманов. – Сергей, – пожал он руку отчиму, – благодарю вас за поддержку. А тебе, мамочка, следовало остаться в Москве.
– Сын, я… – Елизавета Карловна с обидой повела плечами и всхлипнула. – Мне тоже тяжело. Вы не можете представить, что чувствует мать, которая потеряла двоих детей. Заметьте, ни один из них не болел, не погиб случайно… – она в первый и последний раз продемонстрировала искреннюю печаль, когда забыв о накрашенных губах, приложила пальцы ко рту, сдерживая стон. – Их убили. Сначала мою Катеньку, потом Алекса. Это невыносимо. Поэтому не упрекайте меня в излишней грубости, просто я не знаю, как иначе выразить свое горе.
– Не ищи виновных среди нас, – посоветовал Майкл, одной рукой взял мать за локоть, а другой указал на дверь. – Нам тоже плохо, но мы не кусаем друг друга. Церемония прощания состоится завтра в двенадцать.