Высшее общество

Ускользнуть им помог счастливый случай. В последний вечер их пребывания в Лас-Вегасе Андрэ Готтесман объявил о своем намерении жениться на Анетте Фрай и настоял на том, чтобы все присутствующие немедленно отправились в Нью-Йорк. Это произошло еще до того, как Сибил завела с Ходдингом разговор о том, что, по ее мнению, ей следовало бы навестить родителей. Приглашение Андрэ было, конечно же, принято. Главное правило этой компании (а было их немного) состояло в том, чтобы использовать любой разумный предлог для вечеринки. Свадьба же будоражит воображение, наводит на мысль о действительной или мифической сущности брачных отношений, а потому всегда была и будет, по выражению Гевина Хеннесси, «приманкой для публики». Поэтому сам Гевин почувствовал волнение в забытых уголках души.

Итак, Сибил и Ходдинг летели в Лос-Анджелес, чтобы захватить необходимые костюмы. Там они встретились с Полом, который собирался лететь с ними в Нью-Йорк, а оттуда – в Питтсбург, обещая сделать все возможное и невозможное, чтобы вернуться в Нью-Йорк к свадьбе.

Оказавшись в Нью-Йорке, Сибил позвонила матери в Шамокин. Сибил говорила с ней скупыми фразами, и, к счастью, это было все, что мог слышать Ходдинг.

– Мама? Это я. Как у тебя дела?

– Кто? Что?

– Это я, Анна. Я в Нью-Йорке. Как ты себя чувствуешь?

– Что ты делаешь в Нью-Йорке? Этот бездельник, он обрюхатил тебя? Так тебе и надо.

– Ты говорила с врачом?

– Каким врачом? Возьми полный пакет нюхательной соли и запей водой, настоянной на петрушке. Эта вода хорошо помогает. И попрыгай. Сколько месяцев длится беременность?

– Вот это да! Сожалею, мама, ты должна была сказать мне об этом раньше.

– О чем ты говоришь? Ты пьяна? Ты звонишь мне впервые за эти пять месяцев только потому, что ты пьяна? Ты так же испорчена, как и твой отец.

– Ты говоришь, что ждешь заключения по рентгеновскому снимку?

– К черту рентгеновский снимок! Почему бы тебе не вернуться? Ты могла бы работать в телефонной компании и выйти замуж за пожилого мужчину, который закроет глаза на твою беременность.

– Я приеду, как только сумею, мама. Либо сегодня вечером, либо завтра утром.

– Не приезжай. Если ты принесешь ребенка в подоле отцу, он взбеленится. Где ты сейчас?

– Ни о чем не беспокойся, мама. Я обо всем позабочусь.

– Шлюха! – сказала мама по-польски. – Тьфу! – Она повесила трубку.

Сибил отвернулась от Ходдинга, спрятав искаженное болью лицо, и скорчила гримасу, как будто старалась освободиться от прилипшей к небу халвы.

– Они думают, – она запнулась, – что у нее растет опухоль.

Ходдинг вздрогнул.

– Она не хотела говорить мне, пока, – Сибил глубоко вздохнула. – Она не хотела беспокоить меня.

Ходдинг потянулся к телефону.

– Мы можем доехать туда через час. Я позвоню в больницу. В Бостоне есть специалист…

– Нет, – возразила Сибил. Она не дала Ходдингу поднять трубку и отвела его руку. – Это напугает ее. Ты не понимаешь. Они – люди старого закала. Поеду я. Если ее нужно поместить в больницу, я сумею ей это объяснить. Ты… ты только смутишь ее. Понимаешь?

Ходдинг понял: дело в его богатстве. Он покраснел от стыда и беспомощности при мысли об этой старой храброй женщине – почему-то он представлял ее в домашнем чепце, угощающей его чаем из большой кружки – сувенира с Кливлендской выставки – и жалко пытающейся скрыть свою опухоль. Ему было стыдно не только за свое богатство, но и за молодость, здоровье. Он покачал головой, мучаясь от невыносимой боли.

– Позвони мне, как только сможешь. Я имею в виду, когда ты приедешь туда, – попросил он. – В наше время многое можно сделать. Если действовать быстро.

– Может быть… – Сибил кивнула и слабо улыбнулась. – Я хочу сказать, может быть, они и не ждут окончательного заключения. Возможно, все будет хорошо.

Ходдинг прижал ее голову к своей накрахмаленной рубашке.

– Моя храбрая девочка, – пробормотал он, – моя бедная храбрая девочка. – Невольно он улыбнулся, но это не имело значения, потому что она не могла видеть его лица, с которого он не сумел согнать улыбку. У него было намерение дать ей десять тысяч долларов наличными, и хотя он был уверен, что она станет возражать, Ходдинг знал, что на этот раз он будет тверд. Настойчив и тверд.

Это было все, что он мог сделать, чтобы не улыбаться во весь рот.

Пол занял ей место у окна в первом вагоне и сидел рядом, закрывшись номером «Провиденс Джорнэл». Сибил хотела сойти в Трентоне, ссылаясь на то, что они «никогда не были в постели в Трентоне», но Пол сказал «нет».

– Я хочу встретиться с одним человеком в Питтсбурге по поводу сплава. Можно подождать до тех пор. В любом случае, мы едем поездом потому, что нам надо о многом поговорить. Так что – нет.

Сибил ощутила прилив благодарности. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать или тринадцать лет, ни один мужчина еще не сказал ей «нет».