— Тебе известно, что люди они хорошие. Мальчик у них тихий, неизбалованный. Сам Шандор не пьет и не курит. Они вдвоем с женой работают, и на сберкнижке у них отложено двадцать две тысячи форинтов.
— Они что, собираются подарить нам свои капиталы?
— Помолчи, Мама, дай другим досказать.
— Сейчас станет ясно, к чему я клоню. Ну-ка, Шандор, выкладывай, зачем мы пришли.
— Жена складнее скажет, она у меня гимназию кончала.
Жена Нуофера начала рассказ.
— Наша семья ютится в подвале. От дождя штукатурка в потеках, все лето сырость неимоверная, а у нас ребенок, ему это вредно. Мы рассказали о нашей беде дяде Франё. По его словам, мы пришли в самое время, потому что в другой семье сложилось такое положение, что в двухкомнатной квартире скоро останется одна старушка. Можно бы съехаться и подписать договор о содержании и полной опеке над престарелым человеком. Кроме того, мы отдаем свои сбережения. Я обещаю, что от нас тетушка увидит только добро и ни в чем ей не будет никакой нужды.
Мама долго и пристально, в упор разглядывала Нуоферов. Наконец перешла к расспросам.
— Что, муж у вас родом не из цыган будет?
— Он и правда с лица смугловат, но не цыган.
— Хоть бы и не цыган, а пенсию у меня, старухи, свободно может прибрать к рукам.
— Нам до вашей пенсии никакого касательства нет.
— На словах одно, а как потом придется платить из своих кровных за квартиру, за свет да за газ все, что нагорит…
— С вас только четвертую часть. Остальное — наша забота.
— А пить-есть мне на что, из каких капиталов?
— Пожелаете, то внесете какой-то пай за харчи, не захотите — и так обойдемся. Где трое едят, там и четвертый голодным не останется.
— Как послушаешь, складно у вас все выходит, будто добрее вас человека нет. А только я так понимаю, что теперешняя доброта ваша вполне может обернуться другой стороной, когда придется плясать под вашу дудку.
— Да спросите хотя бы Маришку, — вмешался старый Франё.
— Родной-то дочери можно верить. Маришка подтвердит, что Нуоферы — люди надежные, не соврут, не обманут.
— Дочка в таких делах мало чего смыслит, — пренебрежительно отмахнулась Мама, испытующе меряя взглядом всех троих Нуоферов. — Готовите вы как, на жиру или на постном масле?
— Для себя на масле. Но для вас я согласна отдельно готовить на жиру.
— Да, мне надо, чтобы на жиру, к маслу я не привычная. А еще скажу, до сладкого я страсть какая охотница.
— Песочные пирожные, что мы принесли, я сама пекла. Вот, извольте отведать.
Мама выбрала пирожное, медленно, по кусочку съела. Взяла еще одно. И еще. После третьего пирожного она закрыла глаза: так человек прислушивается к отдаленной мелодии. Потом утвердительно кивнула головой.
— Ничего, есть можно. Но дела это еще не решает. Признаться, я терпеть не могу, когда дети шумят.
— Мальчик у нас очень тихий, — заверила ее жена Нуофера.
— В том-то и беда, что не по годам тихий, — добавил Шандор.
Однако им не удалось успокоить Маму.
— Тихих я тоже не люблю. А если мы не уживемся, можно будет расторгнуть договор?
— Можно, — подтвердил старый Франё. — Если Нуоферы не выполнят договорных условий, тогда можно будет расторгнуть.
— Когда вы собираетесь переселиться?
— Хотелось бы прямо сейчас, пока погода хорошая, — сказал Нуофер. — Боюсь, как бы сын чахотку не схватил.
— А мы с дочерью не позволим себя подгонять, не с руки нам горячку пороть.
— Но и выхода другого у нас тоже нет, — сказала Маришка и, сжимая обеими руками живот, встала. — Несите ваши сбережения, подписывайте договор и переселяйтесь, пока погода хорошая. А на сегодня довольно, ступайте домой. Устала я, надо мне полежать.
— Вот на этом и надо бы поставить точку! — воскликнул Уларик, просмотрев пленку. — Помощь и поддержка коллектива облегчают смерть. Концовка как по заказу для начальства.
— Только не для меня, — сказал Кором.
— Какого беса тебе еще не хватает?
— Сам не знаю. Одно бесспорно, что для этого фильма ни я и никто другой не сочинял сценария. Пока что мы договорились с Мико, что она в любом случае даст мне знать, как бы ни разворачивались события.
— Что ты имеешь в виду?
— Все, что угодно! Может быть, свершится чудо, и Маришка выздоровеет. Если чуда не произойдет, она умрет. Тем и хорошо, что тут возможны оба варианта. И твоя жизнь тоже, между прочим, интересна тем, что ты не знаешь, какая участь тебя ждет.
— Опомнись! У тебя в руках готовый фильм, материал большого воспитательного значения. К чему подвергать его риску?
— Какой фильм, какой фильм, старик? Ты забыл, что у нас есть еще один умирающий, а к съемкам я и не приступал.
— И кто этот умирающий?
— Я. Надь.
— Писатель, что ли? Да ты в своем уме? Я. Надь в отличной форме!
— Но инфаркт у него был.
— Шесть лет назад. Насколько я знаю Я. Надя, он испустит дух в постели у какой-нибудь очередной красотки.
— Не беспокойся, будет у него еще инфаркт.
— Весь вопрос — когда!
— Не знаю, но я дождусь и сниму.
— Если он согласится.
— У нас все договорено, он сам предложил. А слову Я. Надя можно верить.
— Тут ты прав.
— Тогда к чему этот треп: «согласится», «не согласится»?