Выставка

Окончательно удовлетворенная секретарша решила отправить своей сестре, разнояйцевой близняшке, также секретарше, только в частной фирме с исключительным опытом в сфере строительства армейской инфраструктуры, электронной почтой давно ожидаемую новость:

«Получилось! Знаю, вы давно зуб точите на это дело, переживаете, достанется оно вам или не достанется, и все боялись, что вдруг этот баран герр Живкович откажется и все нам испортит. Но теперь, когда у нас есть постановление, весь мир у наших ног. Душенька, чтоб ты знала: у нас впереди ад. Надо жильцов этой паршивой халабуды немедленно и без особого шума расселить (временную передержку мы им обеспечили), чтобы не зря носились курьеры с кучей бумаг, не зря колотились в ночную смену, шуровали по коридорам, чтобы не зря глаза кровью наливались от непрерывных докладов. Еще меня включили в комиссию, которая должна будет следить за работами на месте (и в Берлине), принимая во внимание все аспекты, с целью предотвращения негативных выступлений в СМИ, а также находиться в постоянном контакте со всеми важными факторами и, наконец, дать зеленый свет вам, а вы – вашей сестринской “Демолирен групп”. Лично я оптимистка. С сегодняшнего дня для нашего визионерского братства этот вшивый домик более не существует. На его месте будет строительная площадка, я ее прямо так и вижу. И если какой-нибудь визионер, вдохновенно обходя будущую стройку, носом уткнется в вонючий фасад, то ничего и не заметит».

После этого секретарша, прищурившись, посмотрела с четвертого этажа из окна кабинета с искусственным климатом на главную улицу. Погладила себя по локонам и плечам. Новенький красный «мини морис» остановился на светофоре.

* * *

Оставил вдовый Владица своего четырехколесного на импровизированной усыпанной галькой парковке на заднем дворе.

Слишком долго держали микролитражку на капиталке, вдыхали в нее новую жизнь, и вернули Владице только сегодня утром. Зато в самый раз. Очень ей Владица обрадовался (о, дружил он с этим автомобильчиком полных двадцать восемь лет, хотя, судя по пробегу в 000280, никак об этом не скажешь), и пришло ему в голову, пусть потом хоть и света белого ему не видать, поделиться радостью с родным созданием, что означало покатать его на собственной капитально отремонтированной микролитражке. В противном случае, если не поделится он радостью и не покатает родное создание, то вдовье сердце лопнет, совсем как стеклышко в его очках. А ведь нет существа – вы с нами немедленно согласитесь – которое не то чтобы немножко, а целых одиннадцать с половиной лет прожило едва ли не дверь в дверь с таким соседом, как Владица Перц – не найдется такого существа (и не только среди амаксофобов[1]), которое бы не поняло, какую опасность оно миновало, сидя рядом с таким шофером, пройдя первый же крутой поворот.

Часа эдак с два тому назад сосед Владица выбрал на моей шее место, в которое он под этим самым козырьком вцепился, как раз в тот момент, когда я вернулся с прогулки по незавершенному пространству на том берегу сухого канала, которым наша улочка с восточной стороны, не имея более продолжения, заканчивалась, как раз в тот момент, когда я, следовательно, отправился переодеваться к похоронам (менее всего озаботившись средством передвижения). Я и почесаться даже не успел, в отличие от добычи известного плотоядного растения мухоловки, добычи, до последнего мгновения ведомой предназначенной ей природой ролью – поиском сладостного нектара богов – которая в любом случае попалась бы, и успевшая, прежде чем окончательно быть переваренной, почесаться ножкой и подумать: чего это я так стремительно залетела, как слепая, на эту неодолимую красоту, не успев даже осмыслить предательскую причинно-следственную связь между двойным в течение двадцати секунд касанием ножками тонюсеньких волосков желудка мухоловки и бесшумным (а не громогласным) схлопыванием зазубренных лепестков над ней, и легкую мгновенную судорогу, охватившую ее, когда она подивилась исчезновению неба, впрочем, не сильно пожалев об этом, потому как, брат мой, насмотрелась она на него досыта, и вот опять оказалась во мраке, непостижимо быстро в сравнении с вечностью, которую она провела во тьме, пока ее оттуда не выманили обманом, и задалась вопросом – неужели я, насекомое, опираясь и на иные чувства, куда как более надежные, в отличие, скажем, от зрения, принадлежа к самому конкурентоспособному виду живых существ на земном шаре, оказалось самым тупым созданием, и задумалась добыча также над тем, будет ли сейчас, в процессе переваривания мухоловкой, на пороге неминуемой гибели, достаточной компенсация в виде неодолимо успокоительного аромата сладостных соков, которые вскоре подвергнут ее разложению, и с которыми она, возможно, в экстазе, вновь переживет метаморфоз и стадии личинки, куколки и имаго, смешается и растает, и не начнется ли все сначала.