Выстрел

Всё дальнейшее было абсолютно прогнозируемым и обычным: Фредди буйствовал, грязно ругался, трясся от бешенства, плевался во все сторону от бессильной злости, устрашающе потрясая страшными лезвиями, а Ник беззаботно трепался и ехидно отшучивался. На этот раз он решил поделиться с неожиданным собеседником своим веским мнением относительно творчества поэта и философа Саши Чёрного, а также дал развёрнутые и ёмкие комментарии по основным аспектам проблемы глобального потепления…

Минут через восемь-десять Крюгер окончательно выдохся, полностью успокоился, спрятал, весело усмехнувшись, свои несимпатичные лезвия в правый рукав плаща, а другой рукой бестрепетно наполнил серебряные чарки – до самых краёв – терпким напитком из тёмно-синей бутыли.

– За невероятные успехи и неожиданные удачи – в нашей трудной повседневной деятельности! – провозгласил Ник дежурный тост. – Чтобы наши безумные будни текли легко и приятно!

Они выпили, обменялись понимающими взглядами и распрощались. Навсегда? Кто знает. Окружающий нас мир никогда не славился предсказуемостью и простотой…. Фредди, дружелюбно подмигнув, накинул на лохматую голову капюшон плаща, ловко подхватил с пола тяжёлый холщовый мешок и, прогремев каблуками сапог по деревянным ступеням лесенки, покинул беседку…

Припадок отступал – как и всегда – медленно, вязко и болезненно: руки и ноги предательски подрагивали, по лицу и спине лесными гадюками ползли капли холодного пота, слегка подташнивало, мучительно хотелось пить. Он поискал глазами темно-синюю бутылку и два фужера, но, естественно, не обнаружил ничего похожего. Только картонный пакет из-под гадкой яблочной бормотухи, по какому-то досадному недоразумению именуемой «портвейном», валялся под ногами. А вот подозрительных луж – рядом с навесом остановки – хватало. Более того, в сторону старого кладбища вели две широкие тёмно-бордовые дорожки, навевающие безрадостные и откровенно тревожные мысли.

Ник, опираясь на спинку скамьи, с трудом поднялся на ноги, вышел на просёлочную дорогу и, устало подмигнув Луне, прошептал:

– Что, небесная старушка, опять пронесло? Вот так-то вот оно. А ты сомневалась, дурочка желтолицая…

Со стороны кладбища вновь замелькал одинокий тусклый огонёк, зазвучали голоса, причём разговор, на этот раз, вёлся сугубо на русском языке, вернее, на его полуматерном аналоге.

– За каким ты, мать твою, старуху прирезал, урод грёбаный, так тебя растак? – недовольно поинтересовался звучный баритон. – Она же слепой была, глухой, совсем неопасной…

– Да так, за компанию, – ворчливо ответил дребезжащий фальцет. – Чтобы под ногами не мешалась, карга старая…. Эге! Смотри, вон кто-то отсвечивает возле автобусной остановки. Может, того самого…. Подойдём, пощупаем малость? На предмет честной и братской продразвёрстки?

– Не стоит! – равнодушно возразил баритон. – Там обретается какой-то малохольный иностранец. Пока ты потрошил двух лохушек, да старуху отправлял на тот свет, я его импортные речи слушал минут десять. Даже выпил с ним портвейна – за дружбу между народами разных стран, континентов и разных цветов кожи…. Сумасшедший, коренной зуб даю. Или очень сильно обкуренный. Пусть уж живёт. Лучше этих зарубежных попугаев не трогать, себе дороже. Менты позорные, так их всех растак, потом понаедут, устроят серьёзную облаву. Так-то они глубоко копать – по поводу мёртвой бабули – не будут, спишут всё на обычную бытовуху, бомжей бесправных подтянут с ближайшей стройки…. А если иностранец будет числиться в пострадавших? Вот тогда-то опера будут искать по полной программе, землю станут рыть копытами. К иноземцам в России испокон веков привыкли относиться нежно и трепетно…. Не хочется мне нынче зону топтать. Не хочется! Почапали, благословясь, к машине. Хабар сбросим, оторвёмся на малине…

Ник достал из полиэтиленового пакета, украшенного эмблемой известного футбольного клуба, упаковку специального антиаллергенного анальгина, вскрыл, проглотил, не разжёвывая, плоскую белую таблетку и медленно пошёл по дороге, непроизвольно погружаясь в воспоминания.

Первый раз это случилось много лет назад, в средней группе детского сада. Он – вместе с десятком других беззаботных и милых карапузов – находился в игровой комнате. Разноцветные кубики, оловянные солдатики, пластмассовые машинки, деревянные лошадки. Негромкий смех, милые ссоры-перебранки: – «Коля Нестеров, отдай мне плюшевого мишку! Ты же обещал…».

Вдруг все дети – вместе с пожилой воспитательницей Полиной Петровной – пропали куда-то, а вместо них появились непонятные и подозрительные существа: кривоногие, бородатые, с очень злыми круглыми глазенками. Возглавляла крохотных бородачей худая и костистая старуха с огромной фиолетовой бородавкой на кончике носа, сжимающая в тёмных морщинистых ладонях черенок обыкновенной метлы для подметания улиц.

«Волшебные гномы из сказки!», – искренне обрадовался маленький Коля Нестеров и тут же засомневался: – «Но почему вместе с ними – баба-Яга? Она же плохая, некрасивая и злая…».