Выстрел из прошлого

Он стал люто ненавидеть организацию, на которую работал – именно так: на нее пахал. От этого складывалось странное чувство, что в любой момент мог черкнуть пару строк под словом «Рапорт» и хлопнуть на прощание дверью, а на самом деле – крышкой гроба, потому что из ГРУ проще оказаться на кладбище, чем уволиться. Он поверил в сказку, оттого все больше злился на себя. Думай, подстегивал он себя. Соображай, что делать. Как бы то ни было, но он считал себя отрезанным от фирмы, и как только там узнают о его настроениях, не говоря уже о конкретных делах, его повесят на собственном галстуке. Он шагнул в сторону, а точнее – прыгнул выше головы, и пути назад уже не было. Это-то и подстегнуло его. Он сказал себе: отключай соображалку, вырубай чувства, переходи к делу. А оно подразумевало побег – ни много ни мало. Один побег без другого был немыслим. Предстояло вытащить из клиники ее, а потом вытащить их обоих из этой страны.

Если бы он сказал, что нечасто виделся с матерью, покраснел бы – если бы умел. Последний раз они встречались семь месяцев назад. Он купил красные розы, которые она ненавидела, и приперся к ней с букетом: «Поздравляю тебя с днем рождения, ма. К списку твоих пожеланий хочу добавить одно: не переживай за меня». Она расхохоталась ему в лицо. Забрала цветы и захлопнула дверь у него перед носом. Он мысленно поднял бокал с какой-то шипучей гадостью и произнес тост, глядя в дверной «глазок»:

– За тебя и за меня, за таких, какие мы есть, хотя бы потому, что другой жизни не знали.

Оказалось, он сказал это вслух. Рядом остановился какой-то мужик с раскрытым ртом. Виктор еле сдержался, чтобы не плюнуть ему в пасть.

– Сомкни челюсти, мухи залетят.

Он был растроган «теплой» встречей с матерью и только поэтому не заехал ему в зубы.

Он позвонил матери из телефона-автомата и назначил встречу в кафе на Сретенском бульваре. Она приехала через полчаса: в добротном пальто с воротником из норки и норковом берете. Как всегда в очках с толстыми плюсовыми стеклами; зрение с каждым годом только ухудшалось. Расстегнув пальто, она села напротив, некоторое время не сводила с сына строгих глаз.

– Ну, что ты натворил, Виктор? Рассказывай.

Вот уже добрых пять или шесть лет она называла его полным именем, словно подчеркивала, что сын ее – полный кретин. Что он взрослый? Упаси боже. Самостоятельный? С натягом.

– Я попал в скверную историю. Не я один. В деле замешана одна женщина.

– Только одна?

– Ты будешь смеяться.

– Представь мне ее, пожалуйста.

– Она не в твоем вкусе.

– Значит, тебе потребовалась моя помощь. Что-то связанное с твоей работой?

– Напрямую. Рядовая история. Я искал развлечений и нашел их в дурдоме.

– Наверное, твоя деятельность нанесла ущерб Организации, – констатировала мать, зная тему. – В любом другом случае ты бы не обратился за помощью в свою последнюю инстанцию. Когда тебе плохо, ты всегда находишь меня. Я хочу спросить вот о чем: что дальше, Виктор? Что?

– Придется уехать за границу.

– Даже так?

– Ты не представляешь, насколько все это серьезно.

Она вынула из сумочки пачку «Данхилла», тонкими ухоженными пальцами вынула сигарету и прикурила.

«Старуха похожа на Маргарет Тэтчер», – в который раз сравнил он. «Арматуры» в ней было столько, что она не позволила дрогнуть ее пальцам, схватиться за сердце, отобразить на лице боль, подернуть глаза страданием. Откуда в ней столько самообладания, воли, даже жестокосердия по отношению к сыну? Непонятно. И Виктор более внимательно вгляделся в резкие черты этой пятидесятилетней женщины, словно в хитросплетениях морщин под ее глазами и запутались ответы на все вопросы.

В зеркале напротив он видел ее гордый профиль, ее слегка высокомерную и в то же время возвышенную осанку; в ее облике и немногочисленных жестах сквозило воспитание – истинно российское, а не советское, словно полученное не где-нибудь, а в институте благородных девиц. «Голубая кровь?» – задался он вопросом. Хмыкнув, поправился: «Белая кость».

– Так чем я могу помочь?

– Поможешь нам с паспортами? Хочу пояснить: наш шаг с паспортами будет просчитан в моей фирме, и за нами устроят охоту. Ты работаешь деканом в МГИМО. У тебя хватает нерадивых студентов…

– Можешь не продолжать. Я сама закончу. Нерадивые студенты имеют схожих родителей. Да, дети похожи на свое время, но и на родителей тоже. Я ежедневно получаю предложения, одинаковые по содержанию. Мне предлагают деньги, просят воспользоваться теми или иными услугами. Я отступлю от неких правил и приму одно предложение.

«Старуха сказала много, но в то же время – ничего. Могла бы изъясняться покороче», – мимоходом заметил Виктор.

– И все же.

– У тебя свои секреты, у меня свои. – Мать помолчала. – Я всегда предчувствовала, что ты вляпаешься в дерьмо. Я всегда переживала за тебя. Когда ты ходил в школу, я боялась, что ты попадешь под машину. Когда поступил в военное училище, опасалась чужого влияния на тебя. А когда ты сегодня позвонил, я не узнала тебя по голосу. Что дальше, Виктор? Кем ты собираешься стать там, за границей, если из тебя не вышло порядочного человека здесь?