Выстрел из вечности

– Да, вот какая причуда у наших водителей автобусов появилась, деньги у людей берут, а билеты не отрывают. Или водитель оторвёт целую ленту, передадут, а кто-нибудь повесит её на трубу, за которую обычно в салоне держаться. Шоферу, знамо дело, хорошо. Он эти билеты использует в другой раз. Народ-то у нас, какой!.. Сами развращают, потом начинают плакать, мол, почему количество автобусов «режут» для того или иного маршрута. А как не резать, если план постоянно горит. Автоколонне не выгодно гонять автобус за «так». Я своего Кольку предупреждаю, дескать, не делай этого, до хорошего не доведёт. У автовокзала всё вроде бы нормально, а как отъедут – своя рука владыка, будто автобус личный, а не государственный. Сколько мы теряем в денежном охвате, но если учесть нравственный урон. Он будет просто колоссальным. С чем его сравнить, я даже и не знаю. Не знаю, как ваша фамилия, молодой человек, но по всему можно понять – вы дока рабочий. Ну, как вот это понять?

– Трудно судить об этом, но одно ясно, сейчас каждый не хочет отстать друг от друга. Если у соседа машина, разобьюсь, посажу семью на колун, а её милую куплю, – ответил я.

– У одного дармовые деньги, а у другого потом заработанные.

Я промолчал. Машина въехала на асфальт и, разбрызгивая воду, через несколько минут нырнула в город. Шофер остановился:

– Вот остановка городского автобуса, мне же нужно налево.

Я вытащил из кармана мятый трёшник и подал шоферу.

– Вы что? – возмутился он. – Не беру.

Я поблагодарил шофера и вышел из кабины. На обочине меня поджидал старик. Он хитренько улыбался и тёр нос.

– То, что случилось с автобусом, это дело я так не оставлю, – крикнул водитель, закрыл дверцу, газанул облаком дыма и рванулся прочь.

– Каков молодец, а! – воскликнул я радостно. – И деньги не берёт. Не разменялся на грошевые подачки, до конца остался человеком, да ещё и лекцию прочитал.

– Мишка то Сычов? – улыбнулся старик. – И ты бы заметельшил, припугни тебя так.

– А кто сказал, что пойдёшь на водителя автобуса жаловаться.

– Причём тут автобус, – не понимал я.

– Да этот же водитель автобуса, его сынок Колька, младшенький. А билеты он нам дал, нет.

Тут я понял хорошо продуманную тактику шофера Сычова, и то же время недоумённо посмотрел на старика.

– Ты удивлён, откуда, мол, я знаю шофера Сычова? И я бы на твоём месте сделал тоже самое. И на фронте он не был, просто разыграл с нами фарс. Мишка это умеет. Мать у него во время войны была врачом. Услышала шум в сердце, потом нашла ещё какой-то брачок. Всего-то уж я и не помню. Давно было. Так он и не попал на фронт.

– Ну, змей! А на словах – какой деловой. Не подумаешь. Не один пуд соли нужно съесть, чтобы понять человека.

– Да, – нахмурился старик, – бывает. Человек – не безгрешен. А тебя как зовут?

Я ответил.

– Меня Иван Петрович, по фамилии Журавлёв.

– Иван Петрович, может быть, вы тоже дважды ранены, горели в танке, – съязвил я.

Чего меня за язык так дёрнуло, не знаю, только старик вдруг встрепенулся и долго смотрел на меня. Уж не шучу ли я над ним.

– Молодой человек, а оказывается вы ещё и прорицатель, – улыбнулся он, – всё верно сказали, но я ещё добавлю, что раненым попал в плен, бежал из концлагеря, снова служил в армии, дослужился до подполковника и вышел на пенсию. Вы довольны?

Я хотел было извиниться за свою дерзость, но понял, что извиняться сейчас ни к чему, рассмеялся.

– Эх, Славка, Славка – шут ты гороховый, – стукнул мне по плечу Иван Петрович. – Повстречал ты на моём пути. И рассердиться на тебя невозможно. Кто хоть ты такой? Откуда?

Я тоже назвался, сказал, где работаю, живу. Он долго смотрел мне в глаза, а потом предложил:

– А пойдём к моей марухе, посидим. Время ещё терпит, звёзды на небе не вышли. Так- то её зовут Зина, а полное имя Зинаида Васильевна.

Не знаю почему, но я согласился. Мне до конца хотелось понять этого человека. Почему он напускает на себя маску простака, ведь на самом деле он не так и прост.

Дождь кончился, и теперь улицы в городе были чистые и весёлые. Может быть, это от зажжённого света, так как стемнело, и весь город как-то по-особому благоухал увяданием прелого листа, травы. Особенно чувствовался запах в аллее среди деревьев, где росли высокие раскидистые липы, которые, отбросив листву, стояли тихие и присмиревшие, готовые к любым невзгодам и потрясениям стихии. Здесь, как нигде, было много листвы, которая слегка парила. Увидев увядание природы, Журавлёв как-то сразу погрустнел, осунулся. И тут передо мной стал совсем другой человек: сгорбленный, унылый, повидавший на своём веку много того, о чём мы и не догадываемся.

– В магазин надо зайти, – сказал Иван Петрович, – без вина я к своим марухам не хожу. Стыдно как-то. Когда выпью, храбрее становлюсь.

Я хотел было спросить, мол, почему так, но посчитал, что слова излишни, если захочет, старик и сам расскажет. Он вытащил кошелёк, подсчитал деньги.

– Слава, двух рублей не хватает на три пузыря, подкинь, если есть, – обратился он ко мне.

Я вытащил из кармана трёшницу, от которой отказался шофер, и подал.