Выстрел (ЛП)

Он обнимает меня крепче, когда слова начинают бесконтрольно срываться с моих губ:

— Он всегда целовал меня в лоб, точно так же, как и ты. — Через пару мгновений, я добавляю: — Мне нравится, что ты это сделал.

— Вы были близки?

Горло стягивает и мне становится невыносимо больно говорить, тогда я просто выдыхаю:

— Да.

Я сдерживаю слезы, потому что он кладет щеку на мою макушку. Время останавливается между нами, и я чувствую, как волна печали завладевает мной, и я, наконец, решаюсь спросить Деклана:

— Почему ты это делаешь, Деклан?

— Делаю что?

— Связываешь меня. Ты всегда связываешь своих женщин?

Он убирает голову с макушки, когда я смотрю на него. Он пристально вглядывается мне в глаза и медленно кивает.

— Почему?

— Все просто — контроль.

— Ты расскажешь мне об этом? — спрашиваю я быстро, и он поспешно несмело отвечает:

— Я никогда ни с кем не говорил об этом.

— Почему нет?

— Потому что это достаточно болезненно.

Я могла видеть это на его лице, в каждой черточке, в каждой морщинке.

Я провожу ладонью по линии его челюсти и принуждаю его посмотреть на меня, затем говорю:

— Как ты думаешь, сможешь рассказать мне это? Поможешь мне лучше тебя понять?

Его глаза становятся светлее, намного светлее, чем всегда, это знак того, что он сдерживает слезы.

— Иди ко мне ближе, — протягивает он еле слышно, и я делаю, как он говорит, утыкаясь головой в центр его крепкой груди. В течение пары минут я слушаю, как стучит его сердце, перед тем как он разрезает тишину своими воспоминаниями.

— Мой отец много путешествовал, когда я был младше. Он всегда говорил мне, что уверен во мне, что дома есть мужчина, и это было моей работой — защита моей матери. Я всегда защищал ее. Когда мне было пятнадцать, мой отец улетел в штаты по делам. Мать сидела в кабинете и читала книгу, я сидел в комнате родителей и смотрел фильм. Я медленно приоткрыл дверь и увидел, как она сидела в старом кожаном кресле моего отца, которое он так любил. Мать всегда говорила отцу, насколько оно выглядело страшным, но вот парадокс, когда отец уезжал, она все время сидела и читала в нем. Она обожала это кресло, но по каким-то неизвестным мне причинам, ей нравилось поддразнивать отца об этом кресле.

Я рассмеялась на выдохе и пробормотала:

— Очень забавно.

— Она была забавной и милой, — отвечает грустно Деклан. — В ней было столько жизни, — я чувствую, как мышцы на его руках напрягаются, когда он обнимает меня. — В ту ночь я задремал на их кровати, но когда услышал громкий шум, то проснулся. Крики моей матери были ужасающими, и когда я заглянул в кабинет, я увидел человека, который приставил чертову пушку к ее виску.

Это была самая последняя вещь, которую я ожидала от него услышать, и когда я поднимаю взгляд на него, его челюсть сжимается так, что поскрипывают зубы. Я вижу в глубине его глаз стыд, он продолжает:

— Я трус.

Я качаю отрицательно головой, задавая встречный вопрос:

— Но почему?

— Потому что... потому что, когда я увидел, как этот ублюдок приставил пистолет к ее виску, я прокрался обратно и спрятался под кровать.

— Деклан…

— Ты не понимаешь, я мог их видеть. Моя мать плакала и умоляла о пощаде, чтобы он сохранил ей жизнь, пока я ничего не делал для ее спасения. Я даже не попытался ей помочь, — открывается он мне, и я замечаю, как в уголках его глаз появляются слезы. — Я просто лежал там, как долбаный трус, слишком напуганный, чтобы сделать хоть одно движение. Я лежал и смотрел на то, что там происходило. Мужчина взвел курок и выстрелил в голову моей матери.

— Господи Иисусе.

Лицо Деклана приобретает жесткое выражение, когда он пытается перебороть боль, но слезинка срывается и скользит по его щеке. Я тянусь и убираю ее пальцем, проводя по влажной дорожке, что она оставила. Он смотрит на меня, и затем неизвестно почему, и у меня катятся слезы по щекам. И в этот момент я понимаю, что мы разделяем одинаковую боль. Оба наших родителя были убиты, их отняли у нас, и никогда нам не будет дано шанса, вернуть все назад.

— Мне так жаль, — я чувствую, как эти слова шепчет мое сердце, и они срываются с моих губ, потому что я действительно ощущаю каждой клеточкой его боль.

— Это была моя мама, — его голос ломается, — и я ничего не сделал.

— Ты был простым ребенком.

Он качает головой, не желая принимать оправдания и сожаления, я знаю это чувство, поэтому я отлично понимаю Деклана.

— Мой отец винит меня в ее смерти. Он всегда винил меня.

— Но это же смешно.

— Думаешь?

— Да, — говорю я достаточно четко и уверенно. — Что было бы, если бы ты кинулся ее спасать, и стал бы тем, кого настигла пуля? Твоя мать страдала бы всю свою жизнь, оплакивала потерю единственного сына. Это губительные мысли, но я все же спрошу, что бы ты выбрал — быструю смерть или оплакивать всю свою жизнь родного человека?

Он берет в ладони мое лицо, и я вижу, как его горло стягивается, и он напряженно глотает комок, затем произносит с нотками стальной уверенности:

— Мне нужен контроль. Мне нужно знать, что я контролирую все, и ничего не произойдет без моего ведома, когда я нахожусь с тобой, я как никогда чувствую жажду контроля и власти.