Выстрел на Лахтинской

Официантка ресторана «Уголок», обслуживавшая в тот день столик, за которым ужинал Стецюк со своим дружком, опознала Анатолия по фотографии, предъявленной Маргониным. После этого Леонид выехал из Оренбурга. Через несколько дней в Ташкент доставили и Анатолия.

5

Едва Сазонов вошел в вестибюль горотдела милиции, как дежурный попросил его зайти в кабинет Зинкина. Начальник уголовного розыска, положив локти на стол, внимательно слушал, что отвечали Стецюк и Анатолий. Рядом с Зинкиным сидел Маргонин. Он молча пожал руку Сазонову. Зинкин кивнул ему и снова принялся за Анатолия:

— Значит, вы, гражданин Панкратьев, или Андреев, или как вас еще, даже находясь сейчас на очной ставке со Стецюком, все же отрицаете, что вступили с ним в преступный сговор и обокрали профессора?

— Я вообще возмущен тем, что здесь происходит, — Анатолий смотрел прямо в лицо Зинкину, как человек, не чувствующий за собой никакой вины, — гражданина, находящегося рядом, я знать не знаю и ведать о нем не ведаю. Я хочу сделать заявление для прокурора. Как мне стало известно во время допроса в Кисловодске, кража и убийство произошли 5-го августа. Меня в это время в Ташкенте, к счастью, не было. Поэтому ваше обвинение я считаю клеветническим.

— Вот как вы заговорили! — возмутился Зинкин.

— Да, я подтверждаю, что по просьбе своей тети взял у ее племянницы кое-какие вещи. Но это было в Кисловодске. Я поступил так, чтобы отдать Галине Ивановне то, что ей должна была Близнюкова. Это — наше внутреннее, семейное дело. А меня вдруг арестовывают и препровождают в Ташкент!

— А вы, наверное, хотели, чтобы вас в санаторий отправили, да еще по бесплатной профсоюзной путевке?.. Скажите лучше, откуда у вас золотые часы «Брегет»?

— Подарок отца.

— Так, а вы, гражданин Стецюк, знакомы с гражданином Панкратьевым?

— Первый раз вижу.

— Значит, сотрудники оренбургской милиции возвели на вас напраслину? Вот копия акта о драке. — Зинкин достал из ящика стола голубоватый листок бумаги, показал его Стецюку и потом передал Панкратьеву.

Анатолий внимательно прочел акт и подтвердил, что давал показания в оренбургской милиции как свидетель.

— Что ж, факты говорят о том, что в день убийства в Ташкенте вас действительно не было. Однако это еще не убеждает нас в том, что вы не имели отношения к убийству. Многое вы не договариваете.

— Почему это? — Анатолий даже усмехнулся пренебрежительно. — Уверяю вас, к убийству я не имею никакого отношения и к краже тоже.

— Ну, а чем вы объясните хотя бы то, что пытались скрыть свою подлинную фамилию? — продолжал допрос Зинкин. — И далее. Ваш преступный сговор со Стецюком убедительно доказан, а между тем именно Стецюк продал драгоценности, принадлежащие вдове профессора.

— Я еще раз заявляю, что с гражданином... как его, Стецюком, не знаком. В ресторане мы встретились случайно.

— Уведите Панкратьева, — распорядился Зинкин, — а с вами, Стецюк, мы еще поговорим. Итак, каким образом у вас очутились вещи покойного профессора?

— Какие вещи?

— Перечислить? Те, что Боликова купила у вас. Она созналась в этом.

— Не знаю никакой Боликовой.

— Ну что ж, идите и вы в камеру. От души советую вам вспомнить и Боликову, и все остальное.

— Вызовите Боликову для очной ставки, — обернулся Зинкин к Сазонову, — а заодно и того пенсионера,который видел Стецюка и Анатолия у квартиры профессора...

...Как ни отпирался Стецюк, но после очных ставок он сознался в том, что утром четвертого августа, дождавшись, когда профессор и его жена уйдут на работу, открыл отмычкой дверь в квартиру профессора и взял из ящика стола серьги и кольцо. Собака во дворе подняла лай, и поэтому, утверждал Стецюк, он задерживаться не стал, аккуратно задвинул ящик, а уходя, запер дверь той же отмычкой.

Похищенные серьги и кольцо он продал Боликовой и в тот же день поездом Ташкент-Москва выехал в Оренбург. На квартиру профессора никто его не «наводил», а старик, будто бы видевший его вместе с Анатолием у дома, по словам Стецюка, «просто из ума выжил».

— Алиби Стецюка в день убийства доказано. Он же не признается, что был связан с Анатолием, зная, что за групповую кражу ответственность более суровая, потому и берет всю вину за кражу на себя, — заключил Сазонов.

Зинкин посмотрел в окно. Арба, скрипя большими колесами, медленно проезжала по улице. Старик-возница в выцветшей тюбетейке как бы нехотя погонял лошадь. Арба доверху была заполнена бухарскими дынями. Их запах еще долго стоял в воздухе.

Зинкин невольно позавидовал дехканину, который уже собрал урожай и осенние заботы которого на этом закончились. Его же дела сложнее — версия об убийстве с целью грабежа отпала, предстоит неприятный разговор с начальством — следует доложить о том, что они были на ложном пути, и начинать расследование заново, по другим версиям.

Через несколько дней из Кисловодского уголовного розыска на имя Маргонина Л. прибыл пакет довольно внушительных размеров. Там оказался труд Н. П. Панкратьева «Прижизненное промывание крови» на 112 страницах и препроводительное письмо: