— Да, да. На рассвете Саша уехал на рыбалку, а когда вечером вернулся, мы рассказали ему, что профессор застрелился. Он, помолчав, только и сказал: «Марину жалко».
— А как вел себя Токарев в тот вечер?
— Тотчас же лег спать, видимо, очень устал.
— В его поведении вас ничто не удивило?
Валентин немного подумал.
— Ну, конечно... приехал с рыбалки, а рыбы не привез, но в тот вечер только и шли разговоры о смерти Панкратьева, о рыбе мы тогда даже забыли. Лишь через несколько дней кто-то спросил Сашу, а где же рыба, Но он только отмахнулся.
Минут через двадцать пришел из кинотеатра Токарев — высокий молодой человек с черными кудрявыми волосами, красивыми карими глазами и чуть пробивающимися усиками.
— Саша, это к тебе. Товарищ из угрозыска, — сказал Валентин и вышел, чтобы не мешать беседе.
— Какие отношения у вас с Мариной Панкратьевой? — напрямик спросил Маргонин.
Токарев отнесся к вопросу спокойно. Ответил с улыбкой:
— Чисто дружеские. Не следовало бы об этом говорить, но как женщина она, мне кажется, может произвести впечатление только на человека пожилого. Она ведь в некотором роде «синий чулок».
— А на какой почве у вас возникла дружба?
— Я учусь с Мариной в одной группе и работаю лаборантом на кафедре физиологии. Она хороший товарищ, много раз давала мне книги для подготовки к занятиям — с учебниками у нас туговато, а у профессора большая библиотека. Марина часто помогала Николаю Петровичу в исследованиях, а я всегда готовлю животных к опытам. Поэтому видимся мы почти ежедневно.
— И дома у нее бываете?
— Пришлось как-то раз. Профессора в то время вызвали к больному. Она угостила меня обедом. Я, конечно, не отказался, знаете, как кормят в студенческой столовой, а Марина готовит очень вкусно. Вот, собственно, все.
Маргонин умел разбираться в людях. Токарев ему понравился, вероятно, это был умный и симпатичный молодой человек, он вполне мог вызвать серьезное чувство у Марины, но вряд ли оно было бы обоюдным.
— Где вы были утром 5-го августа?
— Вы меня в чем-то подозреваете? — удивленно спросил Саша.
— Да нет же, просто проверяем всех знакомых Марины, устанавливаем их алиби.
— Ах, вот оно что! 5-го августа, если вы помните, был выходной. В тот день мы вместе с моим другом, машинистом паровозного депо Алешей Игнатовым, поехали на Каракамыш порыбачить. Вышел я из общежития на рассвете, у сквера меня ждал Алеша. Он взял у хозяина, где живет, двуколку и лошадь. Часа через полтора мы уже были на озере.
Рыба ловилась тогда на редкость хорошо. Наловили мы много. «Куда нам столько?» — спросил Алеша. Он, как и я, холост. И мы решили рыбу продать. Купил ее рыночный торговец.
— Значит, ваш приятель работает на железной дороге?
— Да, в паровозном депо.
— И последний вопрос. Как вы думаете, профессора убили? — спросил Маргонин.
— Трудно сказать, по городу разные слухи ходят, слышал я и разговоры, что его убила Марина. Но, по-моему, это ерунда, Марина такой человек, что и мухи не обидит!
...Алексей Игнатов работал помощником машиниста на станции Ташкент-товарная. Он подтвердил рассказ Токарева во всех деталях. Нашел Маргонин и торговца, которому «рыбаки» продали рыбу. Тот рассказал, что месяца полтора назад он купил у двух молодых людей около двух пудов рыбы. Но точно, в какой день это было, он уже не помнит...
6
Наконец вернулся из отпуска Тарасов, ближайший помощник профессора. На беседу с ним Сазонов возлагал много надежд.
Тарасов рассказал, что работает на кафедре физиологии уже три года, со времени окончания медфака. Исследования, в которых он ассистировал профессору, касались возможности спасения жизни собак и кроликов. Животным предварительно вводили смертельные дозы морфия, после чего у них извлекали значительную часть крови и старались отмыть яд физиологическим раствором. Затем «очищенную» кровь вновь вводили кролику или собаке.
— В результате большинство животных выживало. Правда, были и неудачные опыты. Профессор в таких случаях говорил, что в науке все возможно, бывают иногда и неудачи.
— Я слышал, что профессор работал и в других направлениях? — осведомился Сазонов.
— Да. Николай Петрович работал в области реанимации. Реанимация — значит оживление. Николай Петрович производил опыты над нервами холоднокровных животных — лягушек. Нервы помещали в 0,85-процентный раствор поваренной соли. В таком растворе нерв на третьи сутки совершенно терял свои основные физиологические свойства — возбудимость и проводимость. Но после того, как на него действовали атомарным кислородом, свойства нерва восстанавливались.
Когда же на нерв воздействовали фотокатодными лучами, то процесс восстановления жизнедеятельности нерва происходил еще эффективнее. По мнению профессора, эти опыты указывали на возможность оживления тканей, в которых скрытая жизнь сохранилась. Николай Петрович считал, что после смерти не все клетки нашего тела гибнут тотчас же. Если вовремя оказать казалось бы уже умершему человеку[3] высококвалифицированную помощь, его можно будет оживить.
Сазонов все это слушал очень внимательно и неожиданно перебил Тарасова: