Выстрел на Лахтинской

Ташкент изнывал от зноя. Казалось, все живое спряталось от палящих лучей солнца, однако около киоска с газированной водой у кольца четвертого трамвайного маршрута выстроилась длинная очередь. Чуть дальше шашлычник, укрывшись в тени деревьев, обмахивал мангал фанерной дощечкой. Редкие посетители за неказистыми столиками не обращали внимания на дым и чад.

Пообедав шашлыком и запив его горячим зеленым чаем, Маргонин направился на Лахтинскую. Проехав на трамвае одну остановку, он дошел до улицы Гоголя и через несколько минут был почти у цели. Он шел по Лахтинской, стараясь держаться в тени, но солнце было в зените, «прижимало» тень к домам.

Леонид постучал к соседям Панкратьева и спросил, не видел ли кто рано утром в воскресенье незнакомых людей у дома профессора. Ему указали дом напротив профессорского: «Здесь живет старик пенсионер, он часто сидит на скамеечке у крыльца и смотрит в окно».

Домик под зеленой крышей был небольшой, аккуратный, недавно выкрашенный голубой и белой краской. Вдоль арыка росли вишневые деревья.

Маргонин нажал на кнопку, и звонок надсадно заверещал за дверью. Вскоре послышались шаркающие шаги. Вышел старик в старой пижаме и шлепанцах. Его большая белая борода была расчесана надвое.

— Я из уголовного розыска, — представился Маргонин и показал удостоверение. — Хотел бы с вами поговорить.

— Проходите, — предложил старик.

Большая неуютная комната была заставлена старинной мебелью.

— Николай Николаевич Забелин. — Хозяин дома слегка поклонился. — Когда-то преподавал латынь в женской гимназии, а теперь, увы, на пенсии.

— Николай Николаевич, утром пятого вы были дома?

— В котором часу?

— Часов в восемь утра.

— Да, конечно.

— Вы в это время что-нибудь слышали? Может быть, крики или даже выстрел?

— Конечно же, слышал. Правда, не выстрел. Люди кричали, что сосед застрелился. Вместе со всеми я подбежал к дому Панкратьева, но внутрь не входил. Вскоре приехала скорая помощь, а затем и милиция... Николая Петровича я знал хорошо. Мы часто беседовали с ним. Очень эрудированный был человек.

— На улице или рядом с домом профессора вы незнакомых людей в тот день не видели?

Наморщив лоб и глядя прямо перед собой, старик начал вспоминать.

— В то утро меня разбудил своим криком точильщик. Он поставил станок как раз напротив дома Панкратьева и закричал: «Точить ножи, ножницы!»

«А ведь этот точильщик мог видеть преступников!» — подумал Маргонин и поинтересовался:

— Что за человек этот точильщик?

— Зовут Василием Степановичем, его все на нашей улице знают, — ответил старик.

Дворник одного из домов подсказал Маргонину, что дядя Вася почти ежедневно бывает в Полторацкой больнице. Точит там кухонные ножи. Но в больнице сообщили, что Василий Степанович только вчера уехал к родственникам в деревню. Куда-то в Россию. Где находится эта деревня, так и не удалось узнать. Дядя Вася адреса соседям не оставил.

Так ничего и не выяснив, Маргонин направился в горотдел. Секретарь начальника угро Ниночка сказала, что шеф уже два раза его спрашивал, а сейчас проводит совещание.

Маргонин вошел в кабинет Зинкина. Тот кивком указал на стул. Докладывал Сазонов.

— Так что же мы знаем о самом Панкратьеве? — спросил Зинкин.

— Мне, к сожалению, не удалось пока собрать необходимых сведений о профессоре, только данные, полученные из личного дела, хранящегося в отделе кадров университета. — Сазонов достал из папки два небольших исписанных мелким почерком листка и начал читать.

Из данных следовало: родился Панкратьев в 1877 году в Воронеже. Учился в Воронежской гимназии, которую окончил с золотой медалью. В 1895 году поступил на медицинский факультет Харьковского университета. В 1898 году, еще будучи студентом, публикует сообщение о своей первой экспериментальной работе.

Окончил медицинский факультет в 1900 году. В 1903 году работает в области практического применения некоторых фармакологических соединений. В 1905 году уехал на театр военных действий (русско-японская война). По возвращении с фронта приступает к работе в качестве помощника прозектора физиологической лаборатории при Харьковском университете и продолжает исследование некоторых лекарственных соединений.

В 1911 году успешно защищает докторскую диссертацию. Одновременно проводит ряд солидных экспериментальных работ, в частности, разрабатывает метод мумификации трупов людей и животных.

— Что? Что вы сказали? Каких трупов? — перебил Зинкин.

— Ну, в общем, я еще сам толком не знаю. Но думаю, что-то с мумиями связано.

— А при чем тут мумии? — вмешался Маргонин. — Что за чушь ты говоришь?

— А вот и не чушь! Я слышал, что он занимался бальзамированием.

— Это что же, как в Египте, что ли? — спросил Зинкин.

— Наверное, что-то вроде этого. Вот видите, как в личном деле написано: «му-ми-фицировал». — Сазонов оглядел примолкших сотрудников и продолжил чтение: — «Будучи уже прозектором и приват-доцентом Харьковского университета, Панкратьев в 1914 году впервые высказал мысль о возможности прижизненного промывания крови с целью ее освобождения от микробов при различных заболеваниях.