Выстрел в лицо

Брунетти сел, а потом и лег на диван и погрузился в запутанные подробности судебного процесса по делу Секста Росция. Вскоре книга мягко шлепнулась ему на живот, и Брунетти, вывернув под неестественным углом шею, посмотрел на Паолу.

— Знаешь, — заговорил он, — эти римляне все-таки были ужасно странные. Они крайне неохотно сажали людей в тюрьму.

— Даже виновных?

— Особенно виновных.

Заинтересовавшись, Паола оторвалась от романа.

— И что они вместо этого с ними делали?

— Если судья выносил обвинительный приговор, они позволяли осужденному бежать. Между вынесением приговора и заключением под стражу проходило некоторое время — нечто вроде льготного периода, которым с радостью пользовалось большинство преступников.

— Как Кракси? [53]

— Точно.

— Интересно, а в какой-нибудь еще стране есть столько же заключенных, сколько у нас? — задумчиво протянула Паола.

— Говорят, у индусов почти столько же, — откликнулся Брунетти и вернулся к чтению.

Спустя какое-то время Паола услышала, как он хихикнул. Затем Брунетти рассмеялся в голос.

— Мастеру, конечно, удается иногда вызвать у меня улыбку, но, надо признать, так хохотать над его книгами мне ни разу не доводилось, — сказала она.

— Ты только послушай, — сказал Брунетти и отыскал глазами абзац, на котором остановился. — «Философы утверждают, и весьма обоснованно, что одно только выражение лица может служить признаком невыполнения сыновнего долга». Цицерон.

— Может, распечатаем и на холодильник приклеим? — предложила Паола.

— Ты погоди, — зашелестел страницами Брунетти. — Тут в начале еще одна цитата была, даже лучше этой. — Он быстро листал книгу.

— Что, тоже для холодильника?

— Нет, — ответил он, прервав на секунду свои поиски. — Ее скорее следует поместить во все государственные учреждения страны; лучше всего — выбить в камне.

Паола повращала рукой, призывая Брунетти поторопиться и найти уже эту цитату.

Через пару минут он наконец отыскал нужное место. Устроился поудобнее, вытянул руку с книгой вперед и, повернувшись к Паоле, повел речь:

— Цицерон перечисляет обязанности каждого уважающего себя консула, но, я думаю, они распространяются на всех политиков. — Паола кивнула, и Брунетти, уставившись в книгу, начал с выражением читать: «Он обязан оберегать жизнь и интересы каждого человека, отвечать высоким запросам соотечественников-патриотов и ценить благополучие общества выше своего собственного».

Паола молчала, обдумывая эти слова. Наконец она закрыла свою книгу и бросила ее на стоящий рядом столик:

— А я-то думала, это я беллетристику читаю.

19

Утром все вокруг замело. Брунетти понял это, не успев открыть глаза и толком проснуться, — по тому, какой необычный свет струился в окно. Он выглянул наружу и увидел на перилах балкона миниатюрный снежный хребет. Крыши окрестных домов побелели, а над ними сияло небо такой пронзительной голубизны, что было больно глазам. Ничто не нарушало синеву небес, как будто за ночь кто-то аккуратно собрал все облака, выгладил и белоснежной простыней расстелил по городу. Приподнявшись в постели, Брунетти любовался стихией и пытался вспомнить, когда в последний раз у них случалось нечто подобное — чтобы выпавший снег полежал хоть немного, а не был тут же смыт потоками дождя.

Интересно, как много снегу навалило. Брунетти повернулся к Паоле, торопясь разделить с ней свой восторг, но, убедившись, что она спит, возвышаясь рядом с ним еще одной белоснежной горой, довольствовался тем, что вскочил на ноги и подбежал к окну. Колокольня Сан-Паоло и расположенная ниже церковь Санта-Мария-Глориоза-деи-Фрари утопали под белыми снеговыми шапками. Брунетти отправился в кабинет Паолы, из окна которого открывался вид на колокольню Сан-Марко. Венчающий ее золотой ангел блестел и переливался в искристом сиянии снежинок.

Откуда-то издалека послышался колокольный звон, но из-за снега, засыпавшего все вокруг, звучал он немного непривычно, и Брунетти не смог определить ни в какой церкви звонят, ни даже с какой стороны несется перезвон.

Вернувшись в спальню, он вновь подошел к окну. На заснеженном балконе птички уже проложили лапками крохотные дорожки следов. Одна из них вспорхнула с перил и улетела, словно не в силах устоять перед искушением нырнуть с разгона в самую сердцевину этой восхитительной белизны. Не задумываясь, Брунетти распахнул балконную дверь и, наклонившись, потрогал снег, чтобы выяснить, какой он — чуть влажный и липкий, из которого получаются отличные снежки, или сухой, который при ходьбе так приятно рыхлится под ногами.

— Ты что, совсем с ума сошел? — послышался голос Паолы. Она говорила в подушку, что нисколько не уменьшало ее ярости. Молодой Брунетти обязательно притащил бы ей снежок в постель, но Брунетти нынешний удовлетворился тем, что присел на корточки и, прижав руку, оставил на снегу свой отпечаток. Снег, как он заметил, был сухим.

Он закрыл балкон и уселся на кровать.

— Там снег идет, — поделился он.