Выстрел в лицо

— Жаль, что вы ее так и не прочитали, — к немалому удивлению Брунетти, вдруг сказала Франка.

— Что, простите?

— Книгу. «Фасты». Главу «Изгнание царя». Я знаю, что это не самое блестящее из его сочинений, но многие писатели находили его очень любопытным. Мне было бы приятно, если бы эту вещь оценили по достоинству.

— Синьора, — резко сказал Брунетти, отпихивая в сторону стул и вскакивая на ноги. — Сейчас четыре утра, и я устал как собака. Я устал, потому что почти всю ночь проторчал на морозе, и, вы уж извините меня за прямоту, устал играть с вами в литературные кошки-мышки. — Больше всего на свете Брунетти хотелось оказаться дома, спать в теплой постели и не слышать ни мерзкого жужжания в ухе, ни провокационных реплик от кого бы то ни было.

По лицу Франки невозможно было понять, какое впечатление на нее произвела его тирада.

— Ну что ж, — вздохнула она. — Тогда мне действительно не остается ничего другого, как дождаться утра и позвонить адвокату мужа. — Подвинув к себе книгу, она взглянула Брунетти в глаза и добавила: — Спасибо вам, комиссар, что пришли со мной поговорить. И спасибо за все предыдущие наши беседы. — Она взяла книгу в руки. — Думаю, мне полезно знать, что мужчина может интересоваться мной не только из-за моего лица.

Изобразила нечто вроде улыбки и погрузилась в чтение.

Брунетти был рад, что она переключила внимание с него на книгу. Ему нечего было ответить на ее последнюю фразу. Не осталось и вопросов, которые он мог бы ей задать.

Пожелав Франке спокойной ночи, он вышел из комнаты и отправился домой.

27

Брунетти спал. В девять утра Паола, уходя на работу, попыталась его разбудить, но безрезультатно — Брунетти лишь перекатился на ее сторону кровати. Чуть позже зазвонил телефон, но и ему не удалось вызволить Брунетти из волшебного мира, в котором у Пучетти было две здоровых руки, Гуарино не лежал мертвым на земле, а Террасини — на мраморном полу, мира, в котором Франка Маринелло была симпатичной женщиной чуть за тридцать с нормальным, подвижным лицом, время от времени озаряемым улыбкой или смехом.

Где-то около одиннадцати Брунетти проснулся, глянул в окно, увидел, что на улице льет дождь, и снова провалился в сон. Когда он в следующий раз разлепил веки, на небе сияло яркое солнце. Сначала Брунетти даже почудилось, что он все еще спит, а безоблачная синева ему снится. Он, не шелохнувшись, лежал целую минуту. Затем медленно вытащил одну руку из-под одеяла, с удовольствием слушая, как шуршат простыни. Он попытался щелкнуть пальцами, но руки со сна его не слушались и пальцы лишь тихо потерлись друг о друга. Но даже этот тихий звук достиг слуха Брунетти — значит, мерзкое жужжание прекратилось. Он откинул одеяло, радуясь, как ребенок, шелковистому шелесту, с каким оно опустилось на кровать.

Брунетти стоял и улыбался солнцу. Надо побриться и принять душ, подумал он. Но сначала — кофе.

Притащив кофейник в спальню, он опять забрался в постель, поставив на тумбочку чашку и молочник. Стряхнул с ног тапочки, накрылся одеялом и, протянув руку, вытащил из кучи сваленных на столе книг потрепанный томик Овидия. Он нашел его еще дня два назад, но прочитать так и не успел — не было времени. Итак, «Фасты». Как она там говорила, что-то про царя? Брунетти открыл содержание и, изучив его, нашел нужную главу: «Двадцать четвертое февраля. Изгнание царя». Закутавшись поплотнее в одеяло, взял книгу в правую руку и глотнул из чашки кофе. Отставил чашку и приступил к чтению.

Уже после первых строк Брунетти понял, что история ему знакома: кажется, ее пересказывает Плутарх, да и у Шекспира она встречается. Злобного Тарквиния Гордого, последнего царя Рима, изгнал народ под предводительством благородного Брута. Причиной послужила смерть жены Брута, прекрасной Лукреции, которая покончила с собой, после того как над ней надругался сын царя, мерзавец, угрожавший опозорить ее мужа.

Брунетти перечитал отрывок еще раз, затем аккуратно закрыл книгу и положил ее на одеяло рядом с собой. Он с удовольствием допил кофе, устроился в кровати поудобнее и посмотрел через окно на безоблачное небо.

Антонио Террасини, племянник босса Каморры. Антонио Террасини, подвергавшийся аресту за изнасилование. Антонио Террасини, которого сфотографировал мелкий предприниматель, застреленный якобы во время ограбления. Человека, которому он передал фотографию Антонио Террасини, тоже убили — и тоже застрелили, между прочим. Антонио Террасини — любовник, и вовсе не тайный, супруги бизнесмена, каким-то образом связанного с жертвой первого убийства. Антонио Террасини, застреленный той самой супругой.

Брунетти глядел в окно и, мысленно перебирая события последних дней, тасовал людей и известные ему факты, вертел их и так и этак, вспоминал каждую мелочь и сопоставлял одно с другим, изобретал все новые гипотезы и отбрасывал их, тут же заменяя другими, приводившими к прямо противоположным выводам.