Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели

Они доехали на конке до Эриванской площади. Давид повел их по Сололакской улице до Лабораторной, на которой помещалась канцелярия тифлисского губернатора. Толстый, красноносый, довольный жизнью и собой офицер сказал, что им лучше обратиться в канцелярию. В канцелярии засуетились, пропустили их в кабинет самого полицмейстера, который басом произнес: «Только к губернатору. К самому губернатору». Губернатор их не принял, передав, чтобы они обратились к начальнику жандармского управления. Из канцелярии полковника их отправили в губернское управление. В губернском управлении очень вежливый молодой человек сказал, что им надлежит написать заявление и явиться за ответом на другой день утром. Нико написал заявление, а Захарий подписал его. Они переночевали на квартире Джугели, и когда пришли в губернское управление, вежливый молодой чиновник объявил им: начальник управления очень огорчен, что не может исполнить просьбу священника, дело в том, что тело уже похоронено, а извлечь его из могилы, разумеется, невозможно. Сандро стал кричать, что их обманывают. Пусть покажут могилу. Чиновник сказал, что за разрешением надо пойти в жандармское управление. Они пошли в жандармское управление. Им попался в дверях смуглый худощавый ротмистр. Нико стал объяснять, что им нужно. Ротмистр окинул быстрым взглядом Захария и Сандро, нахмурился и объяснил, к кому им надо пройти. Нужный им человек оказался тем, с кем они говорили вчера, и он сказал, что могилу им покажут. Им дали казака в сопровождение, и они пошли через город, и долго шли под солнцем, пока не дошли до военного кладбища, обнесенного колючей проволокой, и там могильщик показал им свежую могилу с деревянным крестом, на котором была сделана надпись по-русски: «Владимир Захарьевич Кецховели. Умер 17 августа 1903 г.»

Сандро встал на колени и поцеловал могильный холм. Нико тоже. Давид и Вано заплакали.

Захарий посмотрел на колючую проволоку, обжимавшую кладбище.

— А рядом кто похоронен? — спросил он у Нико.

— Солдат какой-то.

Захарий подумал, что может быть здесь, на этом кладбище, будет лежать и тот солдат, который убил Ладо.

Он вдруг засомневался и спросил у могильщика, когда похоронили Ладо, могильщик ответил, что тело привезли из тюрьмы этой ночью и два солдата помогли ему вырыть могилу.

Казак вывел их с кладбища. Захарий посмотрел на город, покрытый жаркой пыльной хмарью, и тихо сказал:

— Будьте вы прокляты пред всеми скотами и пред всеми зверями, будете вы ходить на чреве вашем и будете есть прах во все дни жизни вашей!

Казак ушел. Они зашли в духан, чтобы поесть и выпить вина за упокой души Ладо, и взяли с собой могильщика. Сандро достал полученные им письма Ладо, которые он решил передать в комитет, и стал читать вслух последнее письмо.

Захарий сидел молча, потом поднял голову и посмотрел на сыновей.

— Только обрекая себя, можно добиться в наших условиях человеческого отношения со стороны тех, кто захватил в свои руки нашу судьбу… — читал Сандро. — «Терпи» — говоришь ты. Терпение — хорошее дело, достоинство человека. Однако там, где дело касается человеческого достоинства, прав и чувств, терпение — это либо трусость, либо несознательность, во всяком случае — позор и разложение человеческого характера. Жизнь дорога, всем хочется жить. Но если надругаются над твоей святыней, попирают ногами и душу твою и всякое человеческое достоинство, на что тогда или душа или жизнь?! «Сила соломинку ломит»… Нет, душа моя, не сила ломит соломинку, а только лишь истина ломит соломинку, равняет горы и долы. И если сегодня истину попирают свиньи, если они торжествуют и самодовольно похрюкивают, если рыла у них вымазаны кровью правды и справедливости и они орут во все горло: «Мы победили! Нет больше солнца! Да здравствует хлев и стойло!» — не верьте этому. Победа не на их стороне. Они могут одержать победу над Ладо, Петром, Иваном, но одержать победу над истиной свинье не дано, и не к лицу отдельному человеку, если он прежде всего человек, падать ниц и поклоняться свинье, потому что она сильнее Ладо, Петра и Ивана. Пасть жертвой?.. Что ж, когда необходимо, человек не должен останавливаться и перед жертвой, хотя бы даже грядущее сулило ему славу…

«Какую славу? — подумал Захарий. — Какой славой он жертвовал?»

— Самопожертвование — жертва в наше время и в наших условиях необходимая и неизбежная не только в том случае, когда, как говорят, нет силы выше головы, — читал Сандро. — Несчастье в том и заключается, что совершенно незначительного повода достаточно для того, чтобы человек принес себя в жертву в тех дурацких и запутанных условиях, что представляет собой современный строй…

— Правильно, — сказал могильщик, — сколько таких я закопал!

«Неужели он понял то, чего не могу понять я? — подумал Захарий и посмотрел на загорелое, здоровое лицо могильщика, лицо человека, уверенного в том, что без работы он не останется и семью свою всегда прокормит. — Нет, ничего могильщик не понял».

— Выпей еще, — сказал ему Захарий, — за вечную память о моем сыне…

Голоса за стеной умолкли. Было уже за полночь.