Читаем Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели полностью

— Благодарю вас. Скажите, ротмистр, а содержание наших агентурных сведений о приобретении паспорта на имя Меликова, о Георгобиани, и так далее, передано в Баку Порошину и Вальтеру?

— Мне сие неизвестно. Мы сообщили в Петербург, в департамент полиции, а как поступили дальше…

— Понимаю. Нового из Баку ничего нет?

— Нет.

— Благодарю.

Лунич повесил трубку и дал отбой, Деметрашвили, Деметрадзе — все одно. Почему у Кецховели было пристрастие к одной фамилии?

Видимо, это фамилия реально существующего человека. Так же, наверное, существуют и Георгобиани, и Меликов. Фальшивые паспорта на выдуманные фамилии — слишком грубо. Давно можно было найти первоначальных владельцев паспортов, и сразу протянулись бы нити к Кецховели. Но Лаврову и в голову не пришло обобщить данные. Впрочем, чтобы это сделать, надо иметь голову. Здорово, однако, мы сами помогаем эсдекам скрываться. Наверняка и департамент не счел нужным сообщить агентурные данные Порошину, наверняка в Петербурге их просто подшили к другим донесениям из Тифлиса. Ох уж эти мне неповоротливость и чиновничья тупость! Дать депешу Порошину? Без Дебиля нельзя, да это и не в интересах ни Дебиля, ни его собственных.

Лунич немного устал, как обычно уставал перед обедом. Но обедать было еще рано. Неужели он так утомился вчера? Быть того не может.

Он откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Отдохнув, принялся складывать бумаги в папку. Сегодня вечером обязательно надо пойти в ресторан Дворянского собрания, потом — к Амалии. Уходя, он сказал ей — «До завтра», и она, кажется, кивнула. Если Гришка позабыл заказать букет, придется накостылять подлецу по шее.

Луничу попалась фотография Кецховели. Фотография старая, на ней — трое мальчиков, посредине он, Кецховели. Высокий лоб обнаруживает ум, а глаза… Что-то примечательное в этих темных глазах. Пожалуй, так выглядят дети в очках. От очков взгляд становится твердым, лицо — взрослым, а снимет мальчуган очки — и видишь, что он еще совсем ребенок. Почему-то лицо Кецховели кажется знакомым. Где он мог его видеть? Нет, определенно лицо знакомое.

Лунич поднялся и, прогулявшись по комнате, остановился у окна. Проехал фаэтон. За ним бежали мальчишки, стараясь прицепиться сзади. Кучер, не оборачиваясь, хлестнул их длинным кнутом. Один из мальчишек завопил и, схватившись за глаз, убежал. Товарищи побежали за ним.

Луничу вспомнился совершенно пустячный давний случай. Лет семь тому назад он выехал с казаками в карательную экспедицию: не по службе, просто захотелось поездить верхом и проветриться. Казаки по просьбе князя Амилахвари должны были совершить экзекуцию — выпороть крестьян за какую-то провинность. Пока казаки работали нагайками, Лунич объехал деревню и собрал на склоне горы букет азалий для супруги князя, к которому он и хорунжий были званы на обед. Конь у Лунича был горячий, он пустил его в карьер. Возле церкви из-за кустов на дорогу выбежал оборванный мальчуган лет шести. Конь метнулся в сторону, на деревья, но Лунич удержал его. Когда он обернулся, оборвыш лежал на спине, и лоб, рассеченный копытом, закраснел от крови. Глаза мальчика были широко раскрыты, он смотрел на Лунича — без испуга, без боли, он словно удивлялся и спрашивал о чем-то. Конь храпел, метался, Лунич пришпорил его и поскакал дальше.

Лунич подошел к столу, повертел в руках фотографию Кецховели — где все-таки он его видел? — бросил фотографию в папку, завязал тесемки, сделал несколько приседаний и дыхательных упражнений. Хорошо бы съездить в прохладную Россию. После смерти матери отец живет вдвоем со старым денщиком, писать не любит, совсем одряхлел, наверное. Лунич мысленно обошел отцовский дом. Скрипучие полы, темные коридоры, ветхая мебель, комодики, секретеры, огромные сундуки. Все после смерти отца надо будет выбросить, все, кроме драгоценностей матери и портретов прадеда и деда.

Лунич представил себе растерянного мальчишку, но спохватился — Кецховели вовсе не мальчишка, ему около двадцати шести лет, он опытный революционер, — и почувствовал вдруг странную неприязнь, не служебную, не профессиональную. Он подумал, что это кровь Луничей заговорила в нем. Пожалуй, следует пренебречь личным, дать сегодня срочную депешу ротмистру Вальтеру насчет фамилий, под которыми скрывается Кецховели.

Задребезжал телефон.

Лунич вздрогнул от неожиданности и взял трубку.

<p id="__RefHeading___Toc215308464"><emphasis><strong>Ладо</strong></emphasis></p>

Можно стараться ни о чем не думать, просто смотреть на море, просто ходить по городу, просто жмуриться от солнца, но мысли все равно лезут в голову, и снова кажется, что кольцо вокруг тебя смыкается, хотя ты не замечаешь ничего подозрительного.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары