Читаем Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели полностью

Который час? Вернуться или не вернуться? Нет, Авель с Виктором Бакрадзе наверное только встретились. Когда Виктор склоняется над ним и с высоты своего роста ласково спрашивает: — Что надо еще сделать, Датико? Ты только скажи мне, — кажется, что Виктор годится ему в отцы. Добродушное спокойствие Виктора идет от огромной физической силы, и- он, кроме того, как ребенок, верит в то, что все, сказанное Давидом, правильно и бесспорно. Виктор не станет рвать на груди рубаху, бросаться на жену с топором или делать петлю из вожжей, чтобы повеситься. И ему не нужна беленькая девочка, которая все ему будет прощать. Он сам очень добр. Но помощь одинаково нужна и тому, кто делает из вожжей петлю, и такому, как Виктор, потому что несчастны и те люди, душа которых разорвана, и те, чья цельность не выросла из пеленок.

Незаметно для себя Ладо свернул на Балаханское шоссе и подошел к дому, в котором помещалась первая их типография. Захотелось заглянуть внутрь, но он прошел мимо. По соседству жили излишне любопытные люди — одна из причин, по которой пришлось убрать отсюда типографию. Пройдя немного, он оглянулся. Возможно, что больше не придется увидеть дом, в котором родилась «Нина». Когда из «Искры» сообщили, что конспиративное название типографии будет «Нина», Ладо сказал: — Уж не в честь ли святой Нины — распространительницы христианства в Грузии ее так назвали? — Гальперин рассмеялся: — Что ж, это дважды символично. Ведь имя «Нина», как вы мне говорили, распространилось по миру из Грузии. Пусть будет так: в Кишиневе — «Акулина», а на Кавказе — «Нина». — А что, была такая женщина по имени Акулина? — спросил Авель. — Чем она прославилась? — Гальперин не был смешлив, но захохотал, повторяя: — Простите меня… Ой, не могу!.. — Авель посмотрел на него и тоже засмеялся. Он умел отнестись к себе с юмором.

Пройтись, что ли, до дома Али-Бабы? Можно. В этой одежде, в очках, с бородой, его не узнают, да и вряд ли кто-нибудь выберется на улицу в такую жару.

Сюда перенесли типографию с Балаханского шоссе. Жаль, нельзя увидеть Али-Бабу и его сынишку Нури. Они обрадовались бы ему.

Али-Баба, когда они работали, заходил вместе с сыном, присаживался и молча наблюдал. Он просил: — Возьми к себе Нури в ученики, Давид, пусть пять лет бесплатно работает, научится книжки делать, ученым человеком станет. — Нури, когда отдыхали, забирался на колени к дяде Давиду и приглаживал его растрепанные волосы. Или брал оттиск и, водя пальцем по буквам, спрашивал: — Это что? — Это буква «б». — А это? — Это «р»… Все вместе «Брдзола», а означает это слово «Борьба». — Нури можно было отвечать на такие вопросы. Он по молодости лет все быстро забывал.

Кржижановский, услышав, как законспирирована «Нина», только ахнул: — Здесь, в России, вы провалились бы на второй же день, — сказал он. Кржижановский был прав. Но в Баку — хаотичном, многоязыком, где почти все были приезжими и не знали друг друга, каждый предприимчивый человек или открывал сапожную мастерскую, или варил леденцы, или клеил картонные коробки, или ткал коврики. Разрешения на создание кустарной мастерской не требовалось. Мастерские открывались, быстро прогорали и возникали вновь. По-бакински все было в порядке вещей: ковыряются себе Давид с помощником Вано, деньги зарабатывают. Секретов от хозяина нет. Хочешь зайти поговорить — милости просим, а чужих не приводи, Али-Баба, они только мешать станут. Что посторонние могут помешать, Али-Баба понимал — он видел, как много работают Давид и Вано, и одобрял их. Залог безопасности «Нины» был именно в этой «открытости». Заметь Али-Баба, что от него таятся, он заподозрил бы неладное: вдруг мошенники?

Так было. Но теперь, когда жандармы рыщут повсюду, искрякам придется стать осторожнее. Хозяин дома Джибраил смекалистее, чем Али-Баба. Хорошо бы включить его самого в работу, а еще лучше — подыскать на будущее новое убежище и вырыть под домом подвал с потаенным ходом. Надо сказать об этом Авелю. Пусть посоветуется с Красиным, тому нетрудно набросать чертежик…

Жандармы, наверное, до сих пор считают, что «Брдзола» печатается за границей. В статье «От редакции» для первого номера специально было написано, что, находясь вдали от родины, редакция лишена возможности своевременно давать хронику и просит читателей писать о революционном движении в Грузии. Бывало, наборщик Вано и он не выходили из дома Али-Бабы месяцами. Мало кто из эсдеков знал, где находится «Нина». Даже Красина сюда не приводили. Таково было требование Ладо — он остерегался своих больше, чем Али-Бабы и соседей-мусульман. Али-Бабой жандармерия не интересовалась, дворников в Баку только еще заводили. Но за эсдеками следили филеры, и любой находящийся под наблюдением эсдек мог, не заметив «хвоста», навести на типографию жандармов. Остерегаясь, Ладо не говорил и наборщику Вано, что типография называется «Ниной». В шутку Ладо называл ее типографией Али-Бабы и двух разбойников.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары