Читаем Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели полностью

— Заметив вас, я сразу догадался, что вы идете сюда. — Он улыбнулся мне, как улыбаются старому знакомому. — Правда, сперва вы прошли мимо, в сторону Цихисубани, к бывшему Сапожному ряду, где Ладо снимал квартиру. В ту пору он был учеником духовного училища. Вы брели прямо по грязи и лужам, рассматривали старые дома. Я хотел окликнуть вас, но раздумал. Пусть себе походит по пустырю, все равно придет ко мне. Садитесь, курите. Я бросил эту забаву шестьдесят с лишним лет тому назад.

Он положил на стол свои большие руки, руки человека, привыкшего держать топор и рукоятку плуга. В нем все было крупно — плечи, грудь, голова. Лоб высокий, крутой, волосы густые, брови немного нависшие, глаза большие, горбатый нос тоже большой. Округлая борода окаймляла лицо, и без бороды его невозможно было представить.

Я закурил. Он придвинул ко мне пепельницу.

— Мне говорили, что вы разыскиваете человека, который был знаком с Ладо. Сказать вам, почему вы не сразу пришли сюда?

— Скажите, — я пожал плечами, не скрывая своего удивления. Встречу с ним я предполагал совсем другой.

— Вы прочитали воспоминания о Ладо, познакомились с документами, решили, что этого достаточно, а начали писать и почувствовали… Вам захотелось отыскать живого современника Ладо. Вы узнали о том, что еще жив старик по имени Варлам… Кстати, прошу вас не называть меня по отчеству, так мне приятнее. Вам сказали, что мне уже перевалило за сто?

— Да, но я и сам догадался, что вам должно быть примерно столько.

Он усмехнулся в бороду, и глаза его стали лукавыми.

— Но если вы напишете, что мне тысяча или десять тысяч лет, это тоже не беда.

Варлам хорошо говорил по-русски, даже, как мне показалось, щеголял своим русским произношением. Он тут же спросил:

— Вы ведь говорите по-грузински?

— Да.

— Это поможет нам лучше понимать друг друга. Что ж, осмотритесь, привыкайте к обстановке. В этой комнате за последние полвека ничего не изменилось, а на табурете, на котором сидите вы, не раз сиживал Ладо. Я привез табурет из деревни… Что вы вскочили? Сидите, пожалуйста, здесь не музей. Ладо расхохотался бы, увидев, как вы подпрыгнули. — Варлам повернулся и позвал по-грузински: — Машо,

— Кого вы зовете? — спросил я. Он вновь лукаво сощурился.

— Свою правнучку. Машо нам нужна, без нее невозможно обойтись. Она воспитана в хорошей карталинской семье, мало говорит и много делает. Кроме того, она, как и я, врач. То, что зовут ее Марией, сокращенно Машо, — так же, как жену Нико, старшего брата Ладо, мой сюрприз вам. И внешне они похожи.

— Спасибо, — пробормотал я и уставился на дверь.

Вошла среднего роста девушка. Под тяжестью косы смуглое лицо было немного запрокинуто и казалось бы надменным, если бы на лице все не улыбалось — и глаза, и ямочки на щеках, и губы, и белые ровные зубы. Красавицей ее нельзя было назвать — нос был чуточку велик, глаза слишком длинные, уходящие к вискам, и брови чрезмерно густые. Но она была красива, как красива река, текущая в своем естественном русле.

Машо поздоровалась со мной, как со знакомым.

— Я накрыла в той комнате. Пожалуйте, а то хачапури[5] остынут.

Варлам встал. Он был на голову выше меня, и я подивился его юношеской стройности.

Мы перешли в другую комнату. Из окна виднелась старая крепость. Варлам выключил электрический свет, зажег несколько свечей и задернул тяжелые темные шторы.

— Приблизимся к прошлому веку, — сказал он. Мы сели за стол. Машо вышла.

— Понравилась вам Машо? — спросил Варлам.

— Да, очень.

— Даже исправник при виде ее тезки — невестки Ладо — улыбался. Угощайтесь. Все, что на столе, должно быть съедено и выпито.

Он обхватил сильными пальцами длинное горло кувшина и разлил по стаканам зеленоватое вино.

— За наше знакомство! С годами каждый из нас заново открывает библейскую истину — всему свое время. Сравнительно недавно вы и не знали о моем существовании. Но наша встреча должна была произойти — не раньше, не позже, а именно сегодня. Почему у вас такой растерянный вид?

— Честно говоря, — ответил я, — мне казалось, что вы будете просто отвечать на мои вопросы…

Он пожал плечами.

— Мало ли что вам казалось. Раз уж вы пришли ко мне, принимайте меня таким, каков я есть. Уверяю вас, что от этого вы только выиграете.

Маню внесла блюдо с дымящимся вареным мясом.

— Вы не присядете с нами? — спросил я.

— Спасибо, мне некогда, — ласково ответила она и ушла.

— Еще успеете познакомиться с Машо поближе, — сказал, улыбаясь Варлам. Он откинулся на спинку стула. — Разрешите называть вас на «ты»? Я ведь во много раз старше.

— Пожалуйста.

— Я вижу, сынок, что тебе еще не все ясно. Я никуда не спешу, но тебе терять время нельзя, как и вообще любому человеку. Давай быстрее возьмемся за дело. Говорили тебе, кто я по происхождению?

— Нет.

— Все мои предки обрабатывали землю, и я делаю то же самое. Кроме того, как я уже сказал, я врач. Правда, без диплома, потому что меня исключили с последнего курса университета. Я всю жизнь лечу людей без разрешения.

— Вы учились в Киевском университете?

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары