Читаем Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели полностью

— Да, я учился в Киеве в одни годы с Ладо. В Тквиави было около тридцати князей и дворян. Хотя они так и не раскошелились на школу, но однажды почему-то раздобрились и дали отцу деньги на мою учебу. Так я попал в университет.

Я незаметно рассматривал Варлама. В старике чувствовался характер. С этим придется считать, хочу я того или не хочу.

— Значит, вы играли вместе с Ладо в детстве? — спросил я.

Он кивнул.

— Мы дружили с ним. Я единственный, все остальные умерли, кто знал Ладо. Тебе, наверно, уже известно, что Ладо редко бывал полностью откровенным даже с родными в том, что касалось его нелегальной работы. Но со мной он делился многим. Мы играли в лахты[6] и читали Казбеги и Писарева. Он приехал в Киев, когда я уже был там, я виделся с ним в Джаве, и в Гори, и в Тифлисе… Куда мне повести тебя?

— В деревню Тквиави, — сказал я, — в его детство. Я увидел Ладо двадцатишестилетним, таким, каким он был в Баку. А теперь мне хотелось бы узнать все, что возможно, о его детстве, учебе в Тифлисской и Киевской духовных семинариях, о первой юношеской любви. Познакомьте меня, пожалуйста, и с семьей Ладо…

— Твоя воля. Знаешь что?.. Мой сосед держит лошадей и фаэтон. Сейчас модно раскатывать на фаэтоне после регистрации брака. А за фаэтоном ползут на «Волгах» дружки и родственники, и машины гудят на весь город. Я возьму у соседа фаэтон с лошадьми — он последние дни болеет, и лошади застаиваются, — и мы поедем в Тквиави так, как туда ездили в конце прошлого века. Согласен?

— Да

…Я надел пальто и вышел на улицу. У дома стоял фаэтон на рессорах и резиновом ходу, с зажженными фонарями на облучке, и две лошади приплясывали, норовя побежать, а Варлам сидел на облучке, намотав вожжи на руку.

— Садись.

Я устроился на мягком сиденье. Лошади пошли шагом, подковы зацокали по мостовой. Я посмотрел на прямую спину Варлама и рассмеялся.

— От нашей встречи мне стало весело. Он повернулся.

— Это потому, что я тебе интересен. Ты еще не знаешь, что я могу выкинуть. Так всегда в жизни. Никогда людям не предугадать, что с ними может произойти завтра. Но они очень хотят это знать. И это не простое любопытство, не простая забота о детях и внуках своих, а стремление к бессмертию.

Варлам погнал лошадей старыми узкими улочками. Они прилегали к подножию горы, которую венчали развалины крепости. Казалось, мы вот-вот зацепим колесом за крыльцо какого-нибудь дома. Но Варлам оказался заправским кучером. В фаэтоне я ездил очень давно, в раннем детстве, и еще один раз, уже взрослым, но это было просто короткой прогулкой для развлечения.

Мы проезжали мимо маленьких домиков, тускло светились окна, на улицах электричество почему-то выключили, было темно, тихо, только в канавках журчала вода. И мне стало казаться, что я маленький, впервые в незнакомом городке, и хотелось заглянуть в какое-нибудь окошко и посмотреть, какие там стулья и комоды, и как одеты люди, услышать, о чем они говорят.

Лошади перевезли фаэтон через мостик. Варлам повернулся, ступил на скамеечку позади облучка и сел рядом со мной.

— Здесь дорога прямая, лошади сами побегут. Семьдесят лет назад, когда шли дожди, тут было не проехать. Пешком по грязи до Тквиави шли чуть ли не весь день и только ночью добирались до Цхин-вали.

Варлам заглянул мне в лицо и откинулся на подушку.

Встречи с этим могучим столетним человеком не было в моих замыслах, когда я приступал к работе над книгой. А теперь мы познакомились, и он везет меня в деревню времен детства Ладо.

От полей пахло сырой землей, горечью цветущего миндаля, небо было облачным, но далеко впереди луна освещала гряду заснеженных гор.

Лошади мягко стучали копытами по дороге.

Смерть сказочника

В Тквиави редко что-нибудь случается. Осенью бывает несколько свадеб, и еще время от времени кто-нибудь умирает, чаще от болезни, да иногда собака вцепится в икры приезжему торговцу. Вот и все события. Собак в Тквиави уйма, днем они спят, а чуть стемнеет, выползают и начинают бродить возле хозяйских землянок. Плетней, заборов в селе нет, но собаки и в темноте разбираются, где кончаются их владения. Когда человек идет через деревню, его преследуют и облаивают все собаки по очереди. Если бы они сбегались и набрасывались вместе, путникам приходилось бы солоно. Но от одной собаки, особенно если в руках у тебя длинная палка, отбиться нетрудно.

Однажды ребята пошли купаться. Камни были горячие, как угли в жаровне, а вода ледяная. Накупавшись до озноба, возвращались в деревню. Когда пришли, вспоминать о купанье было все равно, что завести разговор о прошлогоднем снеге — солнце за дорогу прожарило им головы, и босые ноги от пыли сделались серыми.

— Послушай, — сказал Ладо Варламу и дотронулся кончиком языка до верхней губы. — Слышишь?

— Нет.

— Шуршит, как сухой листок об ветку.

Варлам засмеялся и тоже стал трогать языком губу. Чтоб ему никогда больше не купаться в речке, если он не услышал шуршания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары