Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели

— Не думала, что вы такой неосторожный. Кричали так, что я чуть не оглохла, а пристав даже вздрогнул.

Через три дня его вызвал помощник инспектора Козловский.

— Изволили жаловаться, господин Кецховели?

— Не понимаю.

— Приходила в семинарию некая девица, назвавшая себя вашей родственницей, и очень возмущалась тем, что наши семинаристы, а именно вы, плохо одеты и могут зимой простудиться, заболеть и даже умереть. Есть у вас в Киеве родственники?

— Нет, господин Козловский.

— Кто же была сия экзальтированная гимназистка?

— Она не назвала себя?

— Не успел спросить. Она изволила убежать, кипя негодованием.

— Я догадываюсь, кто был у вас. Случайно, проездом, в Киеве была один день моя родственница, и она спрашивала, нет ли у меня другого пальто, потеплее. Вот и все.

— У вас есть родственники не грузины?

— Да. Она дочь моего двоюродного дяди, который женат на русской. Двоюродный дядя — епископ, она приезжала с ним.

— Епископ? Гм… Так вы не жаловались?

— Нет, господин Козловский. Моя троюродная сестра такая, знаете… Она очень боится холода. Моему отцу она тоже, бывало, говорила летом: ваш Ладо очень легко одет. Представляете, июльская жара, а она…

— Можете идти.

К вечеру у Ладо заболело горло и поднялась температура. А он собирался с Марусей на оперный спектакль. Он постучал в дверь дома, в котором еще ни разу не был. Дверь открыла сама Маруся.

— Я заболел, вам придется пойти одной.

— Не стойте на ветру! Заходите!

— У меня ангина.

— Входите скорее! — Она втащила его в прихожую. — Тетя вас вылечит.

— Я еще хотел сказать, что знаю про вас. Вы были у нашего инспектора…

— Ни у кого я не была!

Она тронула пальцем его лоб.

— Как утюг, обжечься можно. Тетя Маня! Мамы нет дома, не бойтесь.

Из кресла поднялась высокая, худощавая женщина с седой головой. Она зорко посмотрела на Ладо добрыми черными глазами и протянула руку.

— Мария Филипповна Манковская.

— Тетечка, у Володи ангина. Полечи его скорее. У него жар.

Ладо принялся извиняться, но Мария Филипповна улыбнулась.

— Посидите, я сейчас приготовлю полосканье. Маруся спросила, понизив голос:

— Дадут они вам новое пальто? Ладо покачал головой.

— Разве у них нет средств для помощи?

— Я от них ничего не возьму.

— Я дам вам мой шарф.

Ангина прошла, и Ладо снова встречал Марусю иа углу, а она спрашивала:

— Теперь вы не мерзнете?

И поправляла вязаный шарф на его шее. Наступила весна, но он все равно носил шарф до тех пор, пока Маруся не сказала:

— Володя, это не орден подвязки.

Он снял и протянул ей шарф. Она вспыхнула.

— Неужели вы не поняли, что я подарила его вам?

Маруся почему-то стала очень обидчивой.

— Простите меня, — сказал Ладо, — я нечаянно, не подумал.

Он пристально посмотрел на нее. Она тряхнула головой и отвернулась.

Он пытался создать кружок в семинарии, но из этого ничего не получилось. Семинаристы-грузины, исключенные вместе с ним в Тифлисе, боялись рисковать, хотели закончить семинарию, а большинство местных сторонились, мало доверяли товарищам — очень уж много развелось в семинарии фискалов. Через ребят-грузин, учившихся в университете, Ладо удалось попасть в студенческий нелегальный кружок. Его предупредили, что во избежание провала решено число членов кружка особо не расширять, поэтому не надо приводить новых людей. Несколько раз дни собраний кружка совпадали с концертами, на которые звала его Маруся, и он отказывался пойти с ней, ссылаясь на занятость, Может быть, это ее и обижало.

Они стояли над Днепром.

— Так бы и полетела куда-нибудь, — сказала Маруся, подняла руки и замахала ими. — Осенью я начну работать в школе, Володя. Тетя Маня сказала, что поможет устроиться в Киеве, она знакома с попечителем учебного округа. А я бы куда-нибудь поехала.

— Поезжайте в деревню. Здесь учителей и без вас хватает.

— Одной трудно в деревне, Володя. Я не сильная. А вы хотели бы уехать далеко-далеко? — Не дожидаясь ответа, она схватила его за руку. — Спустимся вниз, на пристань, спросим про пароходы! Как будто мы куда-нибудь решили поехать. Побежали?

На пустой пристани сидел сивоусый дядько в фуражке с якорем. На вопросы о ценах на билеты и о расписании он ответил:

— Хиба ж я знаю. Цену скажуть, когда пароход приде, а когда он приде, бог весть. Може, он другий день на мели сидит.

Дядько не выдумывал. Из-за конкуренции между пароходным обществом и частными владельцами цены на билеты часто менялись, а пароходы ходили с опозданиями, иногда налетали на коряги и ремонтировались, стоя у берега, а бывало, что капитан приставал к какой-нибудь деревушке — опрокинуть с дружком чарку-другую. Пассажиры лениво поругивали его и удили с палубы рыбу.

— Володя, мы друзья? — спросила Маруся.

— Конечно.

— Но вы не откровенны. По-моему, вы что-то скрываете от меня.

— Вам показалось, Маша.

Он отвернулся, чтобы не смотреть ей в глаза. Кто первый сказал о святой лжи? Ханжа, сердобольный христианин? Он не имел права рассказать ей о задании, полученном в Тифлисе, — наладить связь с киевскими кружками, пересылать в Грузию нелегальную литературу, не мог рассказать про университетский кружок…