Выстрел в спину на Машуке. Заказное убийство Лермонтова

Почти вслед за Лермонтовым в Пятигорск приехал лечиться и отдыхать профессор Московского университета врач-клиницист Иустин Евдокимович Дядьковский (1784-1841). Лермонтовых он знал и прежде, а потому привёз от бабушки поэта Елизаветы Алексеевны письма и посылку.

Когда убили Лермонтова, Дядьковский естественно проявил внимание к случившемуся и как врач, как коллега, присутствовал во время осмотра тела Барклаем-де-Толли. Он сразу усомнился в том, что выстрел сделан во время дуэли. Его смутил ход пули. И конечно профессор, используя свой авторитет, сделал ряд заявлений о необходимости более тщательного расследования. И возможно смог бы добиться своего, да вот беда, тут же «по оплошности» принял «слишком большую дозу лекарства» и умер.

Ну а свидетели или свидетель, по крайней мере, один свидетель был, правда, не из знати, а из самого простого сословия, а потому предпочёл молчать, ибо стоило только раскрыть рот, и сатрапы Бенкендорфа отправили бы его вслед за Лермонтовым и Дядьковским.

«Летописцы» дуэли более всего нажимали на то, что Лермонтов, де, буквально затравил несчастного Мартынова. Надо же, при всех сказал красавице, Эмилии Верзилиной:

– Остерегайтесь, к вам приближается горец с большим кинжалом!

Ну конечно же за такое надо убивать и немедленно. Ну конечно же подобное непереносимо, конечно же это оскорбление страшное…

А Васильчиков и вовсе цинично заявил впоследствии: «Если б его не убил Мартынов, то убил бы кто другой; ему всё равно не сносить бы головы».

Вот такая вкратце приключилась история в Пятигорске в середине июля 1841 года, ну а подробно, даже очень подробно с важными и неопровержимыми доказательствами мы поговорим в соответствующих главах, поскольку настала пора поставить точку на безобразном пасквиле, кочующем из книги в книгу волею авторов, приверженных так называемому ордену русской интеллигенции и полагающими, что та история, которой надо кормить массы, есть, по словам Льва Николаевича Толстого, «ложь, о которой договорились историки».

Поэтов убивали преднамеренно. Не случайным было и убийство Лермонтова. Не случайно заказчики обратились к графоману Мартынову. Ненавистью к гениальному русскому поэту Мартынов пылал давно, а вовсе не воспылал ею за безобидную фразу о горце с большим кинжалом. Ненавистью пылал в силу того, что не способен был писать так, как писал Лермонтов, потому что сам был бездарным графоманом и даже кое-что подворовывал у гения.

Глава вторая

«Он мог заменить нам Пушкина»

Александра Сергеевича Пушкина холуи тёмных сил Запада раскусили не сразу. Вплоть до его встречи с императором Николаем I в Москве, в Чудовом монастыре, в сентябре 1826 года, его считали в кругах разрушителей Самодержавия и России своим. Лишь потом, разобравшись в том, что Пушкин не просто Солнце Русской поэзии, но и Духовный лидер Русского мира, развернули его травлю, а затем и охоту на него.

А вот Михаил Юрьевич Лермонтов заявил о себе на двадцать третьем году своей жизни, взорвав общество сокрушающим зло стихотворением «Смерть поэта».

Лермонтов родился 5 октября 1814 года. Стихотворение он написал в феврале 1837 года. То есть ему лишь недавно, четыре месяца назад исполнилось 22 года.

Троюродный брат Михаила Юрьевича Лермонтова и автор воспоминаний о поэте Аким Павлович Шан-Гирей (1818-1883) вспоминал:

«В январе 1837 года все были внезапно поражены слухом о смерти Пушкина. Современники помнят, какое потрясение известие это произвело в Петербурге. Лермонтов не был лично знаком с Пушкиным, но мог и умел ценить его. Под свежим ещё влиянием истинного горя и негодования, возбужденного в нём этим святотатственным убийством, он в один присест написал несколько строф, разнёсшихся в два дня по всему городу. С тех пор всем, кому дорого русское слово, стало известно имя Лермонтова».

Но известно оно стало и врагам – тем, кому ненавистно русское слово, как и сама Россия, как русский народ, как был ненавистен Пушкин. А после стихотворения «Смерть поэта» стал ненавистен и Лермонтов, охота на которого началась практически сразу.

Стихотворение действительно распространялось стремительно. Русский писатель, современник Лермонтова, Владимир Петрович Бурнашев в воспоминаниях «М. Ю. Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников» отметил:

«Нам говорили, что Василий Андреевич Жуковский относился об этих стихах с особенным удовольствием и признал в них не только зачатки, но и всё проявление могучего таланта, а прелесть и музыкальность версификации признаны были знатоками явлением замечательным, из ряду вон».

Но это было только начало. Через несколько дней, 7 февраля 1837 года Михаил Юрьевич Лермонтов дополнил стихотворение шестнадцатью гневными строками, которые начинались со слов «А вы, надменные потомки».

А спровоцировало это добавление посещение Лермонтова его дальним родственником камер-юнкером Столыпиным, завсегдатаем враждебного России салона мадам Нессельроде, ну и полностью разделявшим антирусские взгляды.