— Стойте! — хотел крикнуть Женька, но дыханье прервалось, и изо рта вылетел только невнятный хрип. Он встал на дороге и согнулся, упершись руками в полусогнутые колени. Сил больше не было.
Красивая серебристая машина принадлежала той тетеньке, которую мама называла «чья-то любовница». Из салона выскочили сама хозяйка и коротко стриженый дядька. Да это же главный бандит! В голове у Женьки мелькнул вихрь мыслей. Он, наверное, взял ее в заложницы, а сейчас и его тоже похитит.
Не раздумывая больше ни секунды, мальчишка развернулся и припустил назад.
Женщина кричала, ему, чтобы остановился, а бандит просто побежал вдогонку. Далеко Женьке удрать не удалось. Железная рука схватила его за шиворот, так что рубашка затрещала.
— Да стой ты чертенок!
Заверещав как заяц, Женька принялся брыкаться, пытаюсь развернуться и укусить дядьку за руку.
— Он еще кусается, гаденыш! — бандит поставил его на ноги и хорошенько встряхнул, — Да не ори ты так, оглохнуть можно!
— Где твой брат? Вы хоть подумали, что с матерью будет? — это уже разлохмаченная тетка накинулась.
— Гришка… там… спасите его, — тут у Женьки не выдержали нервы и он разревелся как последний сопляк.
Солнце немилосердно припекало макушку. Темные силуэты все так же кружили у самой поверхности, время от времени высовывая хищные пасти. Кажется, их стало, больше. Кровь на ноге запеклась бурой коркой, натягивая кожу, а в горле пересохло так, что даже сглотнуть невозможно. Но Гришка уже не обращал внимания на эту ерунду. Мысли путались, усталость навалилась тяжелым ватным покрывалом, и незаметно он провалился в состояние между сном и явью, когда действительность обманчива. Только бы не сорваться… не упасть в воду…
— Эй, шкет! Ты живой? — громкий мужской окрик, — слышишь меня?
— Он в крови, — к мужскому голосу, присоединился обеспокоенный женский.
— Гришка! — это голос брата.
Собственное имя стучало многократным затухающим эхом в мозгу. Что-то прошуршало и шлепнулось у головы. Голоса наверху продолжали совещаться. Он с трудом разлепил веки и открыл глаза — белые блики скакали, мешая разглядеть людей наверху. Рядом лежал конец то ли веревки, то ли троса. Проследив взглядом по нему, он увидел, что другой конец держит какой-то дядька. Рядом с ним женщина и младший братишка. Собственно видны были только головы и руки, все трое лежали на краю и на разные голоса кричали ему хватать веревку.
— Если не сможет сам, кому-то придется спускаться, — мужик покачал головой. Эй, пацан… обмотай вокруг пояса и держись крепче.
Гришка возился, казалось, целую вечность. Занемевшие руки, плохо слушались, были словно чужие. От его ерзаний, сосна сдвинулась с места и медленно поползла вниз. Наверху охнули сразу в несколько голосов. Крону подхватило теченьем и это ускорило паденье. С громким плеском ствол рухнул в реку, распугав «крокодилов». Вода, пенясь, поглотила его, но вскоре он всплыл уже дальше по теченью. Тут только Гришка сообразил, что все это время он провисел под обрывом, а жгучая боль вокруг живота — от веревки, впившейся в кожу.
— Успел, таки, — удовлетворенно констатировал голос сверху, и его начали быстро поднимать.
На последних полметра мальчика подхватили под мышки и втянули на осыпающуюся кручу.
— Ничего страшного, — бегло осмотрев ногу, вынес вердикт дядька, — до свадьбы заживет! Идти сможешь? — обратился он к Гришке.
Тот неуверенно покачал головой.
— Не знаю, смогу, наверно… медленно только…
— Медленно не годится! — мужик легко подхватил его, перекинул через плечо, и зашагал прочь от обрыва.
— Сейчас, сейчас… женщина семенила следом, — до машины только доберемся. Потерпи милый!
Сияющий Женька шел рядом, то, забегая вперед, то, отставая на полшага, заглядывал в лицо брату. Ему не терпелось поведать о своих приключениях, но он сдерживался.
«Боже, неужели этот страшный день, наконец, закончился? Сил нет совершенно, вдобавок, зверски болит колено. Алексей Федорович дал мне «фастум гель». Марек усиленно втирал, но пока что не очень помогает. Честно говоря, я сначала смущалась, не каждый день мужчины мне наглаживают коленки. Но потом ничего привыкла. Все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится. Возятся с тобой, как с ребенком, бормочут, что-то успокаивающее, ласковое. Как мне этого не хватало здесь…
Локоть тоже болит, но терпимо, просто кожа содрана.
Писать в дневник нет никакого желания, но заставляет непонятное чувство долга. Да собственно, и заняться больше нечем. Спать не могу. Страшно представить, что останусь одна… Даже на время сна. Не дай бог, то, что я видела наяву, вернется во сне. Это как тогда в детстве… когда утонул в реке сосед с первого этажа. Все ходили смотреть на него и я тоже. А потом мама сидела у моей постели три ночи, потому что стоило закрыть глаза, я видела синюшное раздутое тело. И было никак не прогнать страшное видение.