Как и предполагалось, после окончания боя спецназовцы «ожили» возле казармы – целой и невредимой. Металлические чудовища раз за разом превращали дома людей в руины. Но едва «зеленые человечки» приходили к выводу, что пора заканчивать игру, все восстанавливалось, будто ничего страшного и не происходило. Только пережитая боль не оставляла людей, несмотря на то, что никакого физического ущерба от этих «шуток» земляне не получали. Если не принимать в расчет, что за короткий срок бойцы умерли дважды.
Как и накануне, в бою не уцелел никто. Американцы держались хорошо, но в планы «зеленых человечков» не входило оставлять кого-то в живых. Мэрфи клялся, что видел, как погиб последний китаец, разорванный на части двумя пауками. И с гордостью сообщал русским: у него в отряде к тому моменту был потерян только один человек.
Спецназовцы хмуро отмалчивались. Соревнование – кто умрет раньше, кто позже – казалось диким, абсурдным. Чем тут хвалиться? Погибли все. Хуже того, было непонятно – зачем это нужно инопланетникам?
– Ночью – кошмары, города на Земле рушатся. Крубары людей штабелями укладывают. Днем – тебя самого убивают, да так, что боль на всю жизнь запомнишь…
– Я прошлой ночью с мамой разговаривал, – вдруг сказал Борис Кононов. – Представляете? Заснул и увидел, абсолютно реально, что иду по Васильевскому острову, домой. От Невы через Большой проспект к Среднему. У меня там, на Четвертой линии, дом. Мама…
Люди уныло молчали. Примерно то же самое видели и они. Разными были только города и улицы, а в остальном все совпадало.
– Я домой пришел, к маме, – продолжал Конь. – Она на кровати лежит. Плохо себя чувствует. Разволновалась оттого, что мы пропали. Переживает… Не ест, не спит. Я у родителей единственный сын. Был.
– Не говори о себе в прошлом, – упрекнул Казаков. – Мы живы!
– Я к маме! – будто не слыша командира, продолжал лейтенант. – Говорю: мама, не волнуйся! Я жив, все в порядке. Она только-только глаза открыла. Меня увидела, попыталась улыбнуться. Вдруг – грохот, крики.
Меня будто ветром сдуло. Вмиг очутился над крышей дома, хоть и не хотел этого. Смотрю: за Невой, с другой стороны – крубары! Их боевые машины. Исаакиевского собора нет, синих куполов Троицкого – тоже нет. Никольской церкви и ее колокольни не видно. Там, с той стороны, все в огне. Дыму. Английская набережная телами усеяна. А боевые машины крубаров уже на эту сторону Невы перебираются. Петропавловка еще стоит, телебашня… А на Большом проспекте, на Ваське, уже дома рушатся.
– Стоп! – вдруг сказал майор Казаков. – Ну-ка, Боря, давай еще раз! Мы с тобой оба питерцы, больше никого нет.
– Больше нет! – подтвердил Тополев. – Москвичи есть, рязанцы. А еще – Томск и Новосибирск, Владик.
– Самара! – напомнил Док.
– Значит, – продолжал Владимир Казаков, который обнаружил странную вещь в рассказе младшего товарища, – ты, когда над городом взлетел, точно видел: Петропавловка стоит, телебашня цела, да? При этом Исаакиевский собор уже рухнул, и Троицкого не было. Я все правильно понял?
– Да! – подтвердил Борис Кононов. – А потом крубары прошли Большой проспект, мой дом в развалинах, мама осталась там. Я ничего не мог сделать.
– Погоди! – нетерпеливо перебил его командир. – Значит, в твоем сне крубары шли с юга, со стороны аэропорта. Южная часть города уже была уничтожена, а северная еще цела?
– Да какой же это сон, командир?! – возмутился Конь. А потом вдруг смутился, потерял уверенность. – Да черт его знает, сон или нет… Все так реально. Хаос, смерть. Люди кричат. Я на улицах соседей видел, мертвых. Уж их-то я не спутал бы. Да и дом свой – каждую мелочь разглядел.
– Да погоди ты! – еще раз оборвал его майор Казаков. – Ты на вопрос ответь: с какой стороны наступали крубары? С юга?
– Так точно! – подтвердил лейтенант Кононов. – С юга, товарищ командир. Вся та часть города, за Невой, превратилась в руины. Исаакиевский разрушили. Троицкий – тоже. Телебашня стояла. И Петропавловка. Кораблик в дыму был, но я его отчетливо видел, когда ветер задувал.
Майор Казаков громко рассмеялся, хлопнул себя руками по коленям. Товарищи удивленно посмотрели на командира.
– Вот же суки! – покачав головой, сообщил всем майор и вдруг спрятал лицо в ладонях.
А потом резко поднялся, начал быстро-быстро ходить взад-вперед. Спецназовцы смотрели на Владимира.
– Это неправда! – Казаков рубанул ладонью воздух. – Неправда, мужики! Неправда! Не было этого! Обманули нас, сволочи…
Он принялся снова метаться взад-вперед, а потом остановился перед товарищами.
– Мы с Борисом Кононовым – оба питерцы. Это и дало ключ! Понимаете? Нет? Сейчас объясню. Дело в том, что он живет на Васильевском острове, а я – в другом районе, за Невой, как раз неподалеку от Троицкого собора.