Выстрелы на пустоши

– Ты хотя бы говорил с отцом в то утро?

– Да. Папаша был вне себя от ярости. Мол, копы сказали ему, что Свифт педофил. Грозился с ним расправиться, если тот меня хоть пальцем тронет.

– Расправиться?

– Пристрелить.

– И что ты ответил?

– То же, что и тебе: Свифт меня никогда не трогал. Не осмелился бы.

В голосе юноши нет ни тени гнева, да и эмоций, разве что подавленность. Снова повисает молчание. Видно, как движется луна, опускаясь к темной линии магазинов по ту сторону дороги. Мартин поворачивается к Джейми, собираясь спросить что-нибудь еще, и вдруг обращает внимание на рубашку парня: желтую с черным.

– Джейми, случалось ли вам с Алленом зависать в бывшей пивной? Подниматься туда по лестнице?

Впервые с тех пор, как Мартин присел рядом, Джейми Ландерс поворачивается к нему.

– Ты нашел кота? – спрашивает он, глядя прямо в глаза.

– Нашел.

– Черт, я о нем забыл. Надо было прибраться.

– Как это понимать? Что случилось?

– Кот – дело рук Аллена. Улетел, блин, на спидах[31], что твой воздушный змей.

– Аллена?

– Да, после стрельбы у церкви он стал другим. Крышу снесло будь здоров. – Джейми переводит взгляд на луну, делает долгий глоток текилы. – Теперь это уже не важно, верно? Все не важно.

– Думаю, ты ошибаешься.

Мартин оставляет Джейми наедине с его мыслями и направляется к Хей-роуд. Машина стоит у боулинг-клуба, он вернется в мотель пешком. Все в этом городе расположено относительно близко. Сразу после приезда компактность воспринималась как плюс, а теперь вызывает чуть ли не клаустрофобию. В сравнении с необъятной здешней равниной городок кажется крохотным, будто какой-нибудь атолл, упорно размываемый океаном. Пробыл в Риверсенде почти неделю и уже знаешь здесь каждую улицу, каждое лицо. Интересно, каково жить в таком городке? Быть юным и жить в таком городке? Каждый день все та же удушающая жара, то же неизбежное знание всего и вся, та же утомительная предсказуемость. Даже Беллингтон с его водой и удобствами подмигивает и манит, будто мираж по ту сторону пустыни.

«Так почему этот городишко стал для меня как заноза под кожей? – думает Мартин. – Какое мне до него дело? Я словно волонтер одной из этих странных программ «Усынови шоссе»[32]. «Усынови уголок ада». Почему бы и нет?»

Мартин задумчиво бредет по Хей-роуд, залитой странным оранжевым светом. Несмотря на длинные лунные тени, асфальт под ногами до сих пор пышет жаром. Окатив желтым сиянием фар, мимо проезжает фермерский пикап с ущербно-шумным глушителем и, свернув налево, исчезает за Т-образным перекрестком, после чего тишина кажется еще глубже. Мартин снова совершенно один на главной улице Риверсенда.

Он опять стоит перед книжным, тот темен и закрыт. Придется возвращаться в мотель.

Но что это? Не проблеск ли света?

Мартин обшаривает взглядом линию магазинов.

Ничего, только темнота. Вероятно, померещилось, следствие усталости и текилы.

Нет, снова мигнуло. В винном салуне.

Он переходит улицу, перебирается через канаву и заглядывает сквозь заколоченное окно.

Свеча, тень, блик на стакане. Снауч.

В проходе между зданиями черным-черно. Светя экраном телефона, Мартин пробирается между битых бутылок и ненужных газет к боковой двери и поворачивает ручку. Раздается пронзительный жалобный скрип петель. Харли Снауч не в баре. Он сидит за столиком в компании бутылки и книги, выхваченный из темноты мягким сиянием керосинки, что на старой проволочной вешалке низко спускается со стропил. Защищая глаза от света лампы, старик вскидывает голову, чтобы глянуть, кто вторгся в его убежище.

– А, Хемингуэй. Добро пожаловать, возьми себе какой-нибудь стул.

Мартин входит в круг света и присаживается за столик. Снауч сбрил седую бороду и вымыл волосы, отчего сразу помолодел на много лет. Возможно, дело в лестном освещении, но сейчас он выглядит почти ровесником. На столе два стакана – один пустой, второй полный – и бутылка во всегдашнем коричневатом пакете.

Снауч наливает во второй стакан красного вина. Темного, густого.

– На, выпей. Думал, ты раньше появишься.

Мартин осторожно отпивает. Как ни странно, вино вполне приличное, по крайней мере, на фоне текилы Джейми Ландерса.

Снауч весело фыркает.

– А ты чего ожидал? Думал, кошачьей мочи налью?

– В последний раз мне именно ее и налили. Почему я должен ожидать другого?

Мартин вынимает бутылку из пакета.

Ну конечно, «Пенфолдс»[33].

Снауч ухмыляется, как проказливый школьник, молодея на глазах.

– Мартин, даже у спившихся оболтусов есть свои стандарты.

– Но ты, Харли, ведь не такой уж оболтус. Я видел твой дом до того, как он сгорел, помнишь?

Снауч улыбается, не скрывая довольства собой.

– Вот что я тебе скажу, Мартин: самые законченные оболтусы, каких я знал, были хорошо упакованы. Богатенькие подонки. У меня в школе они, считай, и учились.

– В какой ты учился?

– Джилонгская грамматическая[34].

– Теперь понятно. Объясняет аристократичный акцент и манеру выражаться.

Вновь улыбнувшись, Снауч отпивает добрый глоток вина.

Мартин переходит к делу:

– Почему тебя не заподозрили в убийстве тех двух автостопщиц?

– У меня железное алиби.

– Какое?