Перламутровый дым "Лаки страйк", а за ним - ничего. Третье отверстие в кресле и тишина. Где-то в Австралии, или Италии, или России, или Франции копия Микки или Милдред помнит, что я хочу уничтожить её, чуть неуклюже и трусливо пытаюсь спустить крючок, вырывая сожаления какой-то рыхлой, мещанской немощью.
В каждой из телепортаций она теряет грацию, которой восхищаются во всех театрах мира, душит талант или навык опиатами и несовершенством технологии, но остаётся в достаточной форме и непременно возвращается в почтовых конвертах и ящиках. Должно быть, надеется, что и моя копия лишится азарта, непонятного ей пристрастия к случайным деньгам; что холодное дуло больше не надавит на ломкий висок.
Но я никогда не нажимал эту кнопку.
Я не покидал Парк-Ридж, как меня покидала Микки.
И пока она срывает аплодисменты со скучающих толп, зевающих богатыми толстяками, мне снится её могила.
Мне снится Джек, встревоженный, но умиротворённый. Колода по-прежнему лежит в кармане, а шрам на запястье почти затёрся обшлагами чёрного, как небо, пальто. Должно быть - зима. Кода для Милдред. Ведь, окуклившись, светлячок превращается в безротое насекомое, живущее несколько дней.
В магазине выжидает последняя пуля.
Тринадцать грамм, что весят больше, чем ноги бракованной Милдред.
На журнальном столике - обложки, либретто, недокуренная сигарета, и она плавит бесконечные рецензии с выпадающими из раза в раз комплиментами. Восхищения теряют остроту.
На стенах - плакаты и афиши, фотографии перманентно устающей Микки. Снимки диапозитивами ползут куда-то в самый пыльный угол, обретая оттенок сепии.
Балерины не могут быть вечными.
Прекрасные же - погибают первыми, проклиная ноги, которыми рисуют амбуате или дегаже в тысячах километров от посыльного, постучавшего в дверь, держа в руке коробку с пуантами, что упадут на крыльцо в испуге молодого курьера.
Погибают задолго до того, как тринадцать грамм оставят последнее отверстие в полиэстерной вате, пройдя сквозь воображение Джека, разлив его надежду гранатовой нитью по ротангу и газетной вырезке, подобранной когда-то в Чикаго на Великолепной миле.