Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Более того, американцы не кажутся по контрасту менее подлыми даже в тот момент, когда к ним в Берлине присоединяются их коллеги из КГБ. Правда, Джаффе приходит в изумление, когда Голицын входит в комнату, полную агентов ЦРУ, занимает место Брюса, обращается к Джаффе на ты и делает эвфемистическое предложение: поскольку «у них есть общие проблемы», они должны «объединить [свои] ресурсы во имя прогресса». Оба притворяются, что верят словам Джаффе: «Это дивный новый мир, не так ли, парни?» Однако Джаффе сразу же пытается отвлечь Голицына от следа во Франции, и Голицын позже отвечает ему «взаимностью», скрывая информацию о том, что у Грушенко была «девушка в Париже». И все же русские, возглавляемые незаметным и лукавым на вид полковником, отнюдь не выглядят настолько карикатурно, чтобы источать еще большее зло, чем Джаффе и его команда. В одном из эпизодов сценарий даже пытается выставить американцев в худшем свете, чем их оппонентов. Когда полковник КГБ и его люди хватают на улице Наташу, Джаффе и его агенты внезапно появляются из засады, и именно грубый Флинн прикладывает нож к шее женщины. Пока Джаффе с пристрастием допрашивает ее о местонахождении отца, Голицын с явным отвращением отводит в сторону взгляд. Ближе к концу фильма Голицыну все же удается сравняться с Джаффе в безжалостности, когда он предупреждает Бойда, что, если тот не предаст Грушенко, Наташе «не понадобится лифт, чтобы сойти с [Эйфелевой] башни». Тем не менее факт остается фактом: грубость и подлость фигурируют на экране исключительно в лице ЦРУ и американских военных, единственных, кто предает своих собственных оперативников и применяет в этом меняющемся мире буквально бандитскую тактику. Более того, сценарий дает понять, что Соединенные Штаты следуют этой схеме регулярно, – когда во время инструктажа Джаффе случайно упоминает об «обмане [ЦРУ] в деле Норьеги»[134]. Позже Бойд воскрешает в памяти этот намек, говоря Грушенко: «Если я вернусь, то есть если доберусь туда живым, то я – новый Оливер Норт, хотя моя грудь не увешана медалями»[135]. Поразительно, насколько тщательно фильм избегает патриотической риторики, обычно оправдывающей кинематографический американский экстремизм в контексте холодной войны. Действительно, сам термин «патриотизм» появляется в фильме один-единственный раз, и при этом становится лишь очередным ударом по ЦРУ и вооруженным силам. Крупный план Грушенко, когда он опровергает претензию Бойда на благодарность от ЦРУ («Вы знаете, что сказал доктор Джонсон? Он сказал, что патриотизм является последним прибежищем негодяя»), сменяется видом Белого дома, после чего камера отдаляется, показывая Гриссома справа на переднем плане кадра; Гриссом недоверчиво мычит в телефонную трубку: «Что он сказал?!» Визуальные и звуковые мосты[136] аккуратно вписывают полковника в данное Джонсоном определение – даже после того, как быстрый переход к Джаффе на другом конце провода показывает, что недоверчивость Гриссома связана с подозрениями Бойда относительно Собеля. Тем не менее Гриссом полностью оправдывает это созданное монтажом кинематографическое «обвинение», когда поручает Джаффе устранить Бойда не в целях национальной безопасности, а потому, что «если этот старик продаст свою историю журналу “Time”, мы с тобой попадем прямо в дерьмо».

Показателен и тот факт, что в фильме присутствуют критические замечания об Америке и об отношениях времен холодной войны, озвученные артистом с безупречной собственной репутацией симпатичного русского – Михаилом Барышниковым. Как и Шон Коннери, играющий Марко Рамиуса в «Охоте за “Красным Октябрем”», Барышников привнес в свою роль экс-традиегетические аспекты. Подобно тому как аудитория, узнавая Коннери по роли секретного агента времен холодной войны Джеймса Бонда, наделяла и его адмирала-дезертира авторитетом и вызывающим восхищение мачизмом, которым он ранее одаривал своих западных героев, реальное бегство Барышникова из Советского Союза на Запад в 1974 году[137] превратило его в редкую русскую persona grata еще до наступления гласности. Кроме того, Барышников в этой роли вернулся к образу, созданному в двух его более ранних фильмах – «Поворотный пункт» Герберта Росса (1977) и «Белые ночи» Тэйлора Хэкфорда (1985), – где он фактически играл самого себя: танцора, предпочитающего Штаты Советскому Союзу. К тому же картина «Белые ночи» – тоже бадди-фильм – объединяет его с Грегори Хайнсом, исполняющим роль афроамериканского танцора, совершившим ошибку и бежавшим в противоположном направлении. Как и в «Деле фирмы», Барышников там более опытный партнер; он предупреждает своего американского коллегу о том, что не стоит сохранять верность ненадежному государству, – хотя в фильме Хэкфорда роль такого «ненадежного государства» отведена Советскому Союзу.