Выученные уроки (СИ)

Увидев наилучший выход из моего положения, я наклоняюсь и беру малыша на руки. Он вообще-то стал довольно большим и начинает становиться чересчур тяжелым, но придется пойти на эту жертву, потому что никто не заставит меня работать, пока я занимаю ребенка. Лэндон обнимает меня и тянет за волосы, он любит тянуть меня за кудри. Иногда я удивляюсь, как у меня получается так любить одного брата и так презирать другого… но потом я вспоминаю, что Хьюго умеет говорить, и вспоминаю, за что я его ненавижу.

— Воузи.

Лэндон словно читает мои мысли и напоминает мне, что тоже может сказать несколько слов, например, мое имя. Да, он пока не поймет разницу между Р и В, но ему два, поэтому пусть себе. И он единственный, кто может звать меня Роузи (или Воузи), чтобы мне при этом не хотелось выть.

— Эй! Ты собираешься мне помочь или как? — выжидательно глядит на меня Джеймс, махнув рукой в сторону тарелок на столе и плите.

— Я занимаюсь братом, — поспешно отвечаю я, как будто это все решало. — Используй свою чертову палочку.

Джеймс сердито оглядывает меня, но слушает моего совета и отправляет горшок с жарким и тарелку с картошкой в открытую дверь. Он пытается отправить курицу, но добивается только того, что она приподнялась на пару дюймов над столом и упала назад с громким стуком.

Разозленный Джеймс рычит и оглядывается на отца с просьбой о помощи:

— Пап, займись этим!

Окей, это не была просьба о помощи, а, скорее, приказ. Дядя Гарри лишь пристально смотрит на него, прежде чем (к моему ужасу) подчиниться и отправить оставшуюся еду лететь наружу. Все сделано почти моментально, и Джеймс, непонятно почему, выглядит гордым собой, когда засовывает палочку в карман и отряхивает ладони. Ал так глубоко закатывает глаза на это, что удивительно, как они не застряли. У него привычка так делать — его отличительная черта или что-то вроде этого.

Лэндон громко смеется, хотя я не понимаю, что он находит смешного. Может, это магия тупости Джеймса или трюк с исчезающими глазами Ала. Может, он смеется без причины, потому что ему два года. Не знаю. Я не помню себя в два года, так что я не понимаю, что творится в этих маленьких младенческих головках. Хотя, голова у Лэндона довольно большая, но это уже другая история.

— Где Тедди? — спрашивает Джеймс, подтаскивая пустой стул к столу и падая на него так, как будто весь день на нем пахали. Он не слишком понимает, что вся его работа — одно заклинание, которое сотворил его отец. Такой идиот.

— Ушел куда-то с Хьюго, — отвечает Ал. Он все еще зол на нас, скажу вам. Но не собирается об этом говорить, потому что его отец начнет задавать вопросы. Или мой отец. И уж он точно не хочет, чтобы кто из наших матерей начал задавать вопросы. Они начнут с ним нянчиться, а он это ненавидит. Он пытается сделать вид, что он жестче, чем есть, чтобы люди не думали, будто с ним надо обращаться, как с фарфоровой куклой. Но, факт есть факт — Ал чересчур чувствительный. Его чувства легко задеть, и он очень часто слишком не уверен в себе, из-за чего еще труднее жить в тени отца. А чтобы было еще хуже — он живет еще и в тени своего брата, и я бы скорее застрелилась, чем смогла бы жить в тени Джеймса Поттера. Но Ал хорошо справляется.

Он перестанет на нас сердиться к концу обеда, я уверена.

— Почему матч не включен? — спрашивает Джеймс, поворачиваясь к моему отцу.

Они вообще-то довольно близки, и Джеймс лучше общается с моим отцом, чем со своим. Мой отец его крестный, и он промыл мозги Джеймсу, приучив болеть за Пушки, к крайнему неудовольствию тети Джинни. Тетя Джинни играла за Гарпий много лет назад, пока Джеймс не разрушил ее жизнь и карьеру. Конечно она хотела, чтобы дети болели за ее команду, и Лили с Алом это и делают, хотя Алу, скорее всего, просто нравится их униформа, а Лили нравится, что там одни девчонки, а ведь «Девчонки Рулят!», «Ура!». Но Джеймс настолько «анти-гарпист», насколько возможно. Он даже не наслаждается ими с сексистской точки зрения, как Ал. Он их терпеть не может. И по каким-то возмутительным причинам, он болеет за чертовых Пушек, которые никогда не выигрывали и которые настолько ужасны, насколько ужасны могут быть игроки, называющие себя профессионалами.

Ну и конечно же, мой отец его за это любит.

Мне на самом деле просто насрать на профессиональный квиддич, но я лучше посижу внутри и послушаю мальчишечью болтовню о спорте, чем буду сидеть с другими женщинами и ворковать над животом Виктуар. Так что я затыкаюсь и прислушиваюсь к радио, которое мой отец призвал из гостиной и настроил на матч. Счет уже триста восемьдесят —шестьдесят. Пушки как следует получают по заднице, а папа и Джеймс делают грустные лица и грозно шипят каждый раз, когда Падлмер забивает гол.

Так глупо.

Единственной веселой частью этого всего было, когда кто-то из Падлмера отобрал квофл у Маклири и забил гол со своей половины поля. Публика на стадионе ревет, и это можно услышать и по радио. И когда все эти невидимые люди воют и орут, Лэндон хлопает в ладоши и верещит «Дададада!»

Думаю, папа сейчас упадет.