Выученные уроки (СИ)

Им всем хочется послушать военных историй, потому что они думают, что они интересные и потрясающие, и, хотя они засыпают на тех же самых страницах на Истории Магии, когда рассказывает Гарри Поттер, все стараются быть бодрыми и внимательными. Вы, наверное, думаете, что я знаю все эти истории наизусть, но на самом деле я знаю не больше, чем все остальные в этой комнате. И я не хочу. Эти истории меня всегда утомляют, не говоря уже о том, что они заставляют меня чувствовать себя неполноценным.

Быть сыном Гарри Поттера — значит делить с ним все плюсы и минусы его жизни. Плюсы включают в себя, конечно, славу, деньги, девочек, вешающихся тебе на шею… Минусы же — это чувство постоянного давления этого наследия, повторить которое тебе не суждено. Я не мой отец и никогда не буду моим отцом. Даже если бы появился новый Темный Волшебник, угрожающий миру, я не могу пообещать, что буду одним из первых, кто бросится с ним сражаться. Смерть меня тоже не особенно привлекает, так что мне лучше было бы не присоединяться ни к одной из сторон, а просто спрятаться где-нибудь с хорошенькой девочкой и бочонком огневиски. Это звучит интереснее, чем решение предложить себя на заклание, знаете ли.

Папа рассказывает историю о Пожирателях Смерти, которые объявили, что были под заклятием Империуса, когда работали на Волдеморта, после того, как кончилась война. Он быстренько пробежался с нами по Истории Поттера, которая включает в себя тот факт, что он пошел в авроры, когда ему было едва восемнадцать, и что поэтому он наблюдал за судами над многими из этих людей. Я перестал слушать, когда он начал рассказывать о том, скольких освободили из тех, которых, как он думает, следовало осудить:

— Зная то, что мы знаем теперь, было бы очень легко доказать, что они лгали…

И… Тут я отключился.

Я провел следующий час и еще пять минут, считая царапины на моей деревянной парте. Я едва слышал голос моего отца, когда он задавал нам эссе на двенадцать дюймов о том, как найти следы применения Империуса на людях, но я быстро очнулся, когда люди начали собираться. Обычно, когда урок заканчивается, все запихивают книги в сумки и бегом уносятся из класса как можно быстрее, но сегодня люди стараются не торопиться. Никто не собрался заранее, и никто не жаждет поскорее выскочить в коридор. Я встал вместе с Брэмптоном и Элиотом, которые записывали домашнее задание (вот и хорошо, потом мне понадобится), и мы готовы убираться. Но, когда я закинул сумку на плечо, я услышал хорошо знакомый голос, зовущий меня по имени. Это мой отец, конечно, и он машет мне, веля подойти к нему.

Я простонал про себя, но сказал друзьям идти без меня. Все остальные с любопытством смотрели, как я неохотно подошел к своему отцу у учительского стола. Но так как никто не хочет слишком уж бросаться в глаза, из кабинета все, наконец, выходят.

— У тебя есть важная причина, по которой ты опоздал на урок?

Ладно, я должен был знать, что это случится… Но, если честно, если у меня проблемы из-за опоздания, то разве не правильнее было, если бы Брэмптон и Эллиот разделили их со мной? Они опоздали так же, как и я, в конце концов.

Я, конечно, этого не говорю, а просто пожимаю плечами и отвечаю:

— Не особенно.

— Значит, у тебя такая привычка — опаздывать на все уроки?

— Нет.

Он приподнимает брови:

— Значит, только на этот?

— Нет… Пап, что ты хочешь мне сказать? — спросил я, потому что меня уже начало тошнить от этого разговора.

— Я хочу, чтобы ты объяснил мне, почему ты считаешь для себя допустимым являться на уроки, когда тебе угодно. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что ты действительно хотя бы отдаленно серьезно относишься к своему образованию.

Он не шутит. Он использует такой тон обычно, когда он на что-то тайно зол, и хочет, чтобы я это понял.

Я легко вздыхаю и смотрю ему прямо в глаза.

— Я отношусь к своему образованию отдаленно серьезно, — медленно и со значением сказал я.

— Джеймс, это не шутка, — говорит он сурово (я же сказал, что он не шутит). — Ты не имеешь права считать, что можешь приходить на урок, когда тебе только захочется.

— Ну, хорошо хоть мне вообще хочется, верно?

— Если ты не перестанешь валять дурака, ты не закончишь школу.

И он имеет наглость говорить об окончании школы. Ну, раз ему так хочется…

— Ну, если и не смогу… У тебя же получилось, верно? Вот ты, стоишь тут в Хогвартсе и учишь, а ведь ты даже не сдавал ПАУК.

Но папа на это не ловится:

— Не приплетай сюда меня. Мы говорим о тебе, а не обо мне.

— Бывает же еще… — бормочу я, но по тому, как он схватил меня за руку, понимаю, что он меня прекрасно слышал.

— В следующий раз, когда ты опоздаешь на мой урок, — сказал он тихо, — будь готов к тому, что тебе придется объяснить свое опоздание перед всем классом. И тебе бы лучше надеяться, чтобы объяснение было удовлетворительным.

— Хорошо, — сказал я, одергивая руку. Он меня иногда бесит. — Господи, почему тебя вообще это волнует? — я знаю, я ступил на тонкий лед, но в настоящий момент я не могу остановиться.

— Потому, — отвечает он, не колеблясь, — что я твой отец, и это моя обязанность — беспокоиться.