— Ключом является обещание Бога Яакову, что не будет ему ущерба ни в чем, не будет причинено никакого вреда. Что значит «обещано ему»? В чем глубинный смысл благословения амшиновского ребе на исходе Судного Дня? Соотношение между обетованиями и действительностью есть, в сущности, один из центральных мотивов книги. Второй мотив, понятно, выражен в словах «Мир вам!», словах особо значимых, которые произносятся в благословении луны трижды. Это и жажда мира, и желание оградить вас от всякого зла. Третья линия — суть этого благословения. Наши отцы считали, что умаление, сокрытие луны и последующее ее возрождение символизируют судьбу народа Израиля: из глубочайшего падения он возрождается снова. И Война Судного Дня осмысляется в книге в этом аспекте.
— О вашей встрече с амшиновским ребе и о его не осуществившемся благословении. Вопрос: как вы относитесь к молитве, которая остается без ответа?
— Да, это центральный вопрос книги. Я хочу отметить одну важную вещь: я пишу роман, а не теологический трактат или труд по философии. В нем я описываю жизнь человека. А жизнь человека сложна. Есть в ней то, чему ты можешь дать объяснение, и то, чему объяснения нет. Я не ухожу от ответа, но и не говорю, что он у меня есть. Все это переплетено, как и все события человеческой жизни. Книга пишется не для того, чтобы давать ответы. В ней описаны движения души и мыслей. Я помню, что в юности прочел очень интересную статью об «Отелло». Одна из загадок в творчестве Шекспира — это внутренняя противоречивость образа Отелло. Кто он — жестокий насильник или мягкий человек? Тот критик написал поразившую меня вещь — что Шекспир вовсе не строил образы своих героев, он их отображал. Если ты создаешь какой-то образ, то возражение по поводу его противоречивости уместно. Но если ты лишь отражаешь существующее в жизни, то ведь жизнь сама полна противоречий.
В своей книге я старался по возможности точно передать свои переживания. Я чувствовал, что мне было дано благословение, и отнесся к этому серьезно, стараясь постичь его смысл. Так же серьезно, как я отношусь к высказываниям наших учителей. Я чувствовал, что вижу реальность определенным образом, мысли об этом вертелись у меня в голове и не давали покоя, и тогда я перенёс их на бумагу. И теперь каждый может толковать затронутые мною вопросы в соответствии со своим пониманием и взглядами. Я никому не навязываю свой образ мыслей.
— Изменилось ли ваше отношение к благословению ребе?
— И до гибели Дова я никогда не рассматривал благословение с точки зрения «сбудется-не сбудется», а только: что оно означает для меня. Что сделаю я с этим благословением и как мне следует его понимать. И что я почувствую, когда увижу его результат. Но если вы думаете, что, получив благословение, я уверился в своей неуязвимости, то вы ошибаетесь. Это не в характере моей личности. Личность человека сложна, и рассказ о ней сложен.
— Это приводит нас к центральной теме повествования: к вопросу о роли Провидения в жизни отдельного человека. Вы предстаете перед читателем как человек, разделяющий взгляды Маймонида, в основе которых — представление о вознаграждении и наказании. В то же время очевидно, что вы постоянно мучаетесь вопросом: почему я удостоился остаться в живых, а Дов — нет. Как вы сами себе отвечаете на этот вопрос?