В каком-то смысле доктор был прав. В отличие от иван иванычей, которые за всю жизнь ничего страшнее тюремного карцера не видели, он понимал, что Севвостлаг – не санаторий, а добыча золота – не печение пирожков. И все же, все же… После того как Мазур стал разведчиком, он научился ценить свое тело, получать радость от его силы и ловкости. Да, почти каждый день он рисковал жизнью, его даже легко ранили пару раз, но судьбы его и его самоощущения это никак не меняло. А перспектива, которую нарисовал перед ним доктор, смотрелась страшно, почти как бездонная пропасть.
Скрипнула половица – кто-то вошел в изолятор. Наверное, санитар, вяло подумал лейтенант. Болела голова, тупо ныла нога, на душе было муторно, трудно было даже скоситься в сторону. Оказалось, что и не нужно.
Рядом скрипнул стул, и кто-то участливо спросил:
– Ну, как жизнь, фраерок? Мозги наружу не просятся?
Лейтенант вздрогнул и повернул голову. Рядом с ним на стуле, который только что покинул доктор Оборихин, сидел, развалясь, вор в законе Леонид Петрович Щелястый, он же пахан Лёлек. Вид у него был неважный – лицо пятнали не сошедшие еще с лица голубые синяки, розовели заживающие царапины, голова же была забинтована и похожа на шлем средневекового рыцаря.
– Как огурец выглядишь, – похвалил Мазура Лёлек. – А нас с братвой твоя кодла чуть на тот свет не спровадила.
Мазур заставил себя улыбнуться: неужели иван иванычи его так отделали?
– Если бы, – хмыкнул блатарь. – Мужики. Мы думали, они амебы рядовые, а фраера оказались на катушках. Как начали нас табуретками волохатить, мы чуть дубаря не врезали – коллективного. Спасибо, нарядчик вертухаев пригнал, а то сидели бы сейчас, обсуждали с Карлом Марксом первую главу «Капитала». Ты, кстати, образованный ведь, читал Маркса или нет?
– Было дело, – не стал запираться Мазур.
– И как оно – стоит того? – заинтересовался блатарь.
– На любителя, – признался лейтенант. – Если в партию вступать собрался, почитать можно, а вечером среди своих вместо романа тискать не станешь.
Лёлек кивнул. Так он и думал, опять их брата пролетария за андрота держат.
– А ты что – пролетарий? – удивился лейтенант.
– В каком-то смысле, – отвечал урка. – Работник фарта и шабера[21]
.Помолчали. Мазур прикидывал, что делать, если блатарь прямо сейчас бросится на него и попытается прирезать. Выходило, что делать было нечего, ну, или почти нечего. Максимум, что мог он в нынешнем своем положении, так это попытаться выдавить вору глаза. Но тот ведь просто так сидеть не будет, тоже, поди, не пальцем деланный. Лёлек, однако, нападать как будто не торопился – молчал, думал о чем-то своем.
– А ты ничего мужик, законный, – наконец сказал он. – Двух наших с полпинка вырубил. Мне такие нравятся, такие нам нужны. Фартовым мог бы стать, с братвой закорешиться, спать на золоте, питаться шоколадом. Как на это смотришь?
Мазур пожал плечами:
– Как смотрю? Да никак. Какой из меня блатной, я за всю жизнь ложечки серебряной не украл.
Лёлек на это отвечал, что он, как всякий честный фраер, неправильно понимает суть воровской жизни. Вор – не тот, кто украл, вор – это тот, кто берет, что хочет. Маркс с Энгельсом еще когда сказали, что пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, а приобретут они весь мир. Так вот, уркам и так уже весь мир принадлежит, и именно поэтому злые вертухаи и хотят посадить их на цепь.
– Фартовый приходит и берет, что ему нравится, – толковал Лёлек. – А воровать самому не обязательно, на это шестерки есть и прочие иные сявки. Если ты думаешь, что урки – люди плохие, ты в корне неправ. Урки – люди справедливые, правильные. Живи сам и дай жить другим – вот наш лозунг. Никто тебя воровать не заставит, ты братве для других дел нужен. Ты про закон воровской что-нибудь слышал?
Мазур, конечно, слышал про воровской закон, вот только жить он хотел по обычному закону, общегражданскому. Блатарь засмеялся: да ведь этот самый общегражданский закон, по которому он жить хотел, его на кичу и упек. Сколько ему суд выписал? Десятку?
– Двадцать пять, – с неохотой отвечал лейтенант.
Ну вот. И наверняка несправедливо – он ведь не крал, не убивал. А теперь четвертак ему тянуть, пока не откинется. Только не дотянет он, откинется гораздо раньше, и сразу – на тот свет.
– Да что вам в принципе от меня нужно? – не выдержал наконец Мазур. – На кой ляд я вам сдался?
Лёлек тонко улыбнулся. На прямой вопрос надо и ответ давать прямой. Воры ценят не только храбрость, но и мастерство. А он, лейтенант, выйдя один против десятерых, продемонстрировал и то и другое. Два уркагана, которых он в самом начале уделал, не последние были бойцы. А он их – совершенно спокойно, как два пальца об асфальт. Такой человек братве необходим, пусть поделится навыками.
– Вам что, инструктор рукопашного боя нужен? – поморщился Мазур.
Лёлек кивнул: было бы неплохо. Шабер, конечно, надежнее, но в зоне и на киче бывает, что при себе одни голые руки. И вот тут бы хорошо этими самыми руками уметь отвернуть голову, кому потребуется.