Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945

Наш товарняк прибыл в город Перемышль к полудню. Немцы согнали нас, подгоняя бранью и пинками, на товарную площадку возле вокзала. Стоим мы в ожидании и видим, что к перрону подходит пассажирский состав. На платформе и на железнодорожных путях под немецкой охраной работают евреи. Это мужчины и женщины разного возраста с желтыми треугольниками на груди и на спине. Они убирают мусор на платформе и путях. Кто-то подбирает мусор метлами и лопатами, а кто-то — просто руками. Из подошедшего состава начинают выходить сами и с помощью санитаров раненые немецкие солдаты. Они прибыли с востока. Невольно стало радостно от мысли, что бьют их наши товарищи на просторах России! Из вагонов выходили на костылях, с перевязанными головами, с руками на перевязи люди в серой форме — наши враги. Тяжелораненых выносили на носилках санитары. Но вот несколько санитаров подошли к евреям-уборщикам и заставили их выносить раненых на себе. Презрение к евреям немцы выражали по-разному: одни старались пнуть ногой, другие плюнуть в лицо. И такое скотское отношение к подневольным и униженным людям, оказывающим им же помощь!

Постепенно вагоны опустели, и раненых погрузили в санитарные машины. На платформе остались только советские военнопленные. Немецкий конвой, подгоняя ударами прикладов, «помог» нам построиться в колонну, и мы двинулись в сторону города. По пыльной дороге идем недолго. В стороне от дороги стоит разоренная церковь. Вокруг нее следы недавнего пребывания здесь немецких войск: пустые ящики от снарядов, разбитые телеги, мусор. Нашу колонну пленных загнали в церковь и заперли за нами тяжелые кованые двери. Внутри просторной церкви немцами была устроена конюшня. Вдоль стен были построены стойла для лошадей. На полу конский помет, солома, битые стекла и следы недавнего пожара. Располагаемся на грязном полу, кому повезло — на соломе, а кто и так, постелив свою шинель. Измотанные долгой дорогой, голодные, мы забываемся сном.

Утро. Наскоро покормив баландой из походной кухни, конвой построил нас в походную колонну. Опять идем пыльной дорогой окраиной Перемышля. Война почти не оставила здесь своего следа. Мосты, через которые мы проходили, остались невзорванными, дома неразрушенными. Вдоль дороги немцы уже успели установить свои дорожные указатели и плакаты. Один из них мне хорошо запомнился. На нем был изображен немецкий солдат-освободитель, пронзающий штыком красноармейца, убившего ребенка. Благородное лицо арийца и в зверском оскале лицо нашего солдата… Какая нелепица!

Город кончился, и мы идем дорогой вдоль широких украинских полей. Время к полудню. Солнце нещадно палит, мучает жажда, но привала все нет и нет. Колонна вытянулась вдолБ шоссе, усталые ноги заплетаются. В хвосте колонны слышатся винтовочные выстрелы, охранники добивают обессилевших раненых. Ударами прикладов по нашим спинам конвоиры заставляют идти быстрее, подтянуться. А навстречу нам идет поток немецкой военной техники и грузовики с солдатами. Они потешаются, глядя на нашу колонну, с любопытством фотографируют. И проносятся мимо машины, обдавая нас пылью и копотью.

Вот первые ряды остановились, остальные постепенно подтягиваются. Сами немцы уже устали и разрешили нам оправиться. По обе стороны дороги мы разошлись по картофельным полям.

Привал недолог. Опять строимся в колонну, но некоторые из пленных далеко отошли в поле. Два конвоира вскидывают винтовки и почти одновременно стреляют. Мы видим, что два наших товарища остались лежать неподвижно среди невысоких кустиков картошки. Остальные бегом спешат в строй. И мы под палящим солнцем продолжаем свой скорбный путь…

На закате солнца мы приближаемся к одиноко стоящему у дороги дому. Вернее, от дома остались одни только наружные стены, остальное все сгорело. Здесь, видно, уже ждали нас. Рядом с развалинами расположилась походная кухня с баландой для нас. Повар с закатанными рукавами мундира большим черпаком разливал баланду. Он, потешаясь, смеялся над нами, ведь почти ни у кого не было с собой посуды. Мы подставляли свои пилотки, шинели. Устраиваемся. Кто — на кирпичах, кто — на обугленных бревнах, а кто — прямо на земле. Пленные руками выгребали из пилоток и шинелей остатки баланды, стараясь утолить голод. И вот, несолоно хлебавши, опять выстраиваемся на дороге для продолжения пути. К вечеру поток транспорта несколько редеет. Движение на шоссе затихает.

Солнце уже зашло, и наступили сумерки, когда наша нестройная колонна подошла к наскоро построенному лагерю. Посреди степи на столбах натянута в несколько рядов колючая проволока. Створки ворот тоже густо затянуты колючей проволокой. По углам забора стоят вышки с пулеметами и прожекторами.

Колонна пленных медленно проходит вдоль забора. По другую его сторону стоят наши «отцы-командиры» в расстегнутых кителях и гимнастерках, без пилоток и фуражек. Грустное зрелище! Проходим мимо и слышим из-за колючей проволоки: «Ребята, где фронт?!» А из колонны отвечают: «А это вас надо спросить, где фронт! Воевать-то собирались на чужой территории, малой кровью!» Что они могли нам ответить?