– Не придумывай! – мать взяла сумку, в которую она уложила ценный предмет, достала вазу, рассматривая. – У них таких полно. Дорогая, наверное. Это хрусталь, ее надо вернуть, – очнулась она от задумчивости. – Ты мне скажи, где ее нашла? На чердаке? В чулане?
– Мам, ее никто не оставлял, мне ее подарили! – расстроилась Любка. В который раз ей приходилось оправдываться и доказывать то, что мать считала выдумкой. – Волшебники. И конфеты. Там еще скатерть-самобранка была, но ее забрали… Духи. Они не злые, но и не добрые. Они повсюду живут. Там и Шарик был, – радостно вспомнила она.
Мать вскинулась, поперхнувшись и побагровела.
– Перестань врать! Ты все время придумываешь что попало… Как к тебе относиться по-другому, если ума нет? Тебя и так все дурочкой считают! – накричала она, всплеснув руками. – Господи, неужто черти? Так ведь плохо и живут, когда учить есть кому! Их нельзя видеть… В больницу такие-то попадают! Вот сдам в психушку, чтобы неповадно было!
– Можно подумать, если на них не смотреть, они не побьют! – упрямо и обижено заявила Любка.
Она решила, что не стоит скрывать от матери свои способности. После праздника, устроенного волшебниками, она много думала обо всем. Не только о матери, но и о магии, о колдунах, о духах, о нечисти. Если судить по бабушкиным рассказам, колдунов в их селе в свое время было много – и Любку они лечили. И многие расплачивались за свое молчание, когда приходило время умирать. Сначала духи вытаскивали его язык, который он держал за зубами, потом не опускали, пока в доме не разломят потолочную балку, разрывая союз. Так в течение долгих веков обрывались нити, которые поднимали человека до природы, открывая тайны бытия. Теперь люди смотрели на природу пустыми, холодными и безжалостными глазами. Человек стал слеп, и не нужен природе так же, как она человеку. Духи не ушли с земли, но теперь они не жалели людей, обнажая их суть. И эта суть не только не радовала человека, но приносила одну беду за другой.
Например, какой бы дух закрыл глаза на то, что его закабалили и сделали рабом?
Но если дух вдруг стал человеку врагом, он заставлял его сознание спать, как если бы человек видел дурной сон и не имел возможности проснуться. Тысячу лет миллионы людей, отверженные духами, спали – и молились на хозяина, отдавали ему своих детей, чтобы тот убивал их, продавал, загонял в стоило, как скотину. Человек не только не искал ни правду, ни справедливости, но умножал свое горе и освобождал себя от любых мыслей, которые могли хоть как-то поднять его. И только колдуны, которые учились у духов, никому не подчинялись – уходили в леса, несли в народ знания и правду, лечили людей, даже когда те охотились на них, как на зверей.
Любка вдруг интуитивно почувствовала – о духах врать нельзя. Это не люди, они не прощают навета. И не будут кормить с ложки ни друга, ни врага – они руководили людьми, забивая иных насмерть. Она не хотела, чтобы духи однажды вытащили ей язык. Понятно, что если мать будет упорствовать в своем невежестве, духи не замедлят позвать отчима и непременно заставят ее открыть ему дверь. «Твое неверие станет нам могилой…» – мысль вертелась на кончике языка и никак не могла сорваться, облачившись в слова. Не могла же она совсем не помнить о себе…
Любка вдруг подумала о том, что если маг принес ее, то мог наложить заклятие и на мать…
– Мам, тебе, наверное, приятно было смотреть, как твой сожитель выгонял меня жить в стайку? – с обидой сказала Любка, настроение у нее упало. – Ты так быстро забыла, как к нам пришел этот дом… Ну пускай, я придумала, а как ты объяснишь, что мы столько раз были на волосок от смерти и выжили? Однажды они могут не простить.
– Кто? – мать тоже рассердилась.
– Духи, – бросила Любка, отворачиваясь.
Мать с минуту молчала, пережевывая пирог с квашеной капустой. Но Любка заметила, что она не откусила, после того, как проглотила, а сидит и не двигается.
И молчала она долго.
– Ну ладно я, понимаю, не от хорошей жизни придумываешь, мне самой иногда лезет всякая чертовщина в голову… Но другие-то не поймут! – она отложила пирог и отодвинула кружку с чаем. – Это ж надо так нафантазировать! – удивленно произнесла она, не обращаясь на этот раз к Любке, уставившись в пространство. – Только фантазии, Любка, нас не накормят, к жизни себя надо готовить.
– А конфеты? – смягчилась Любка. – Волшебники, но можно сказать духи… Что-то общее между ними есть.
– Стащила у кого-то, как теперь людям в глаза смотреть? – снова рассердилась мать, выходя из задумчивости и хлопнув ладонью по столу. Теперь она смотрела на Любку и видела в ней преступный элемент.