Выжить и вернуться

Или та же Наташка. Останется дома, новый год получится нерадостный. Мать у Наташки была какой-то незаметной, а сама Наташка в одиночестве чувствовала себя тоскливо, переставала быть веселой и внезапно открывалась с другой стороны. У Наташки часто собирались – и мать ее тихонько сидела на кухне и не высовывалась, или стояла посреди избы, заложив руки за спину. В общем-то, ничего плохого не делали. Слушали пластинки, или ждали, когда начнутся танцы, а потом шли в клуб дружною толпою. Или просто бродили по селу, а потом заходили погреться. Иногда девочки втихаря курили. И Любка попробовала, но ей не понравилось. Или пили красное яблочное вино.

С одной стороны, на улице холодно, а тут в тепле и под присмотром.

Но хорошо ли это было?

Приведи она такую толпу к себе, да сиди до полночи, мать бы с нее шкуру спустила. Ведь не ляжешь спать. Кровать у Наташки в доме тоже была одна, а домик как тот, в котором остался жить отчим. Старшие девочки – Таня, Лена, Валя, Люда и сама Наташка – бывало, сидели у парней на коленях и даже в открытую целовались, а Наташкина мать и ухом не вела, не останавливала, не делала внушения, как сделала бы ее мать.

Ее мать за парней убила бы…

Конечно, не всем парням разрешалось приходить – Виталик был двоюродным братом, заходил не столько к Наташке, сколько якобы проведать тетю, но разве непонятно, что это был лишь предлог? А с Виталиком приходили два его друга – тот самый десятиклассник, Мишка Яшин, и Игорь Березин.

Но разве была бы не права?

В конце концов, почему-то в клубе дружба заканчивалась, там и Антон, и Игорь, и Виталик, и Ромка, и Сашка, и Борис дружили с другими девочками. Кроме Мишки, который не сводил с Вальки Иволгиной глаз, а она как будто его не замечала – она часто гуляла по селу с девятиклассником Данилой Васильевым из интерната. Два раза на дискотеке Мишка и Данил подрались. До крови. Просто ужас какой-то! И Данил оказался сильнее.

Не сказать, чтобы избил Мишку, но не уступил.

Сама Любка этого не видела. Не так часто она бывала у Наташки, к ней она забегала погреться, когда караулила отчима. Наташа жила напротив пекарни, и территория из ее окна просматривалась, как на ладони. Подружились как-то вдруг и стали не разлей вода, когда ее, Наташу, Лену и Катю выгнали с дискотеки. За то, что не достигли дискотечного возраста. В отличие от других, глядя на Наташкину мать, Любка отчего-то чувствовала неловкость. И не сказать, чтобы Любке нравилось бывать у Наташки, и там она внезапно почувствовала себя лишней, но ноги сами туда шли…

Так ему и надо!

Мишку Яшина не трогали миллионы Катькиных слез, которая любила его хуже Любки, не умея этого скрыть, часто присаживаясь напротив воркующих Мишки и Вали, и тихо плакала, глотая чистые крупные слезы, которые обрывали Любкино сердце. Наоборот, Мишка после этого обошелся с ней жестоко – перестал разговаривать. И Любка решила, что ни жалеть себя, ни унижаться перед Мишкой она не будет – и пусть мир остается в неведении относительно ее любви, и при первой возможности лучше уж она выберет себе другой предмет обожания.

Но сердцу не прикажешь, оно продолжало ее истязать. И билось, и радовалось, и внезапно начинало умирать, и дико ревновало его к Вале Иволгиной, то к Катьке Снигиревой, или как утром, к Нинке Дерендяевой, на которую упал его взгляд.

Наверное, тем, кто видел его только на сцене, было еще хуже…

Заглянула мать.

– Долго собираешься сидеть? Мы уходим.

– Да-да… – пробормотала Любка, словно бы очнувшись от раздумий. В парной теперь было много людей.

Она вышла в помывочную, сполоснулась, собрала вещи, собравшись домой.

Глава 20

На улице уже было темно. Началась настоящая метель. Зато стало чуть теплее. Где-то в вышине с воем и свистом метался ветер и стелился поземкой по земле, быстро наметая сугробы.

– Избу-то, поди, выстудило, – озабоченно забеспокоилась мать, шагая торопливо рядом с Любкой, держа за руку засыпающего на ходу Николку.

– Ну… буржуйку протопим, – равнодушно пробормотала Любка, раздумывая, что взять с собой в качестве входного билета.

– Зря мы столько денег потратили, могли бы дрова купить. А теперь еще за тебя платить придется.

– Мам, носить тоже что-то надо. Ольга Ивановна права, я уже выросла.

– Куда выросла? – фыркнула мать. – В длину или в уме?

– Я, наверное, Новый год буду отмечать в клубе, – сообщила Любка.

– Что, бездомная что ли? – мать ненадолго остановилась.

– Там все будут.

– Кто это все?

– Все, с кем я дружу.

– Ну, иди, думаешь, держать буду? – мать пожала плечом, наклонив голову, потащила Николку дальше.

– А ты не боишься? – Любка нагнала мать.

Мать сразу поняла, о чем зашла речь.

– Его сегодня нету, он на дежурстве, я узнавала.

– Ладно, – Любка немного удивилась, как легко отпустила ее мать.

Наконец, Любкина мечта исполнилась. Жаль, что в доме не было большого зеркала, в котором едва помещалось лицо и до блеска начищенные зубным мятным порошком зубы. Она собрала шаньги и пироги, завернула в чистые тетрадные листы, и бегом бросилась к Тане, у которой в шкафу имелось встроенные зеркало. Смотреться в нем можно было во весь рост.