Выжить с Рейн

Водка обжигает мою глотку. Я был на том же самом месте уже несколько дней. Стриптизерши разгуливают в нелепых нарядах, бизнесмены разговаривают с бизнесвумен, а двойник Элвиса сопровождает счастливых парочек в нишу, где они могут пожениться в самодельной беседке возле казино. Я выпиваю еще один шот, проигрываю еще одну штуку баксов в блэкджек и начинаю искать кого бы трахнуть...

... кровь повсюду — пол ванны, душевая, все руки в ней и запястья... черт, она почти до кости порезала...

... сова пролетает надо мной, паря высоко над пляжем. Я иду по песку, озаряемом заходящим солнцем. Они держат ее там — ниже по пляжу. Они трогают ее, и она кричит, а я наблюдаю за совой, что парит над приливом...

Открывание глаз отняло слишком много гребаной энергии. Я снова закрыл их, но не хотел засыпать, потому что каждый сон был хуже предыдущего. Я слышал бормочущий голос, периодически говоривший какие-то слова, которые в конечно итоге просили не спать. Рейн.

— Пожалуйста, Бастиан. Пожалуйста, не засыпай!

Я снова заставил себя открыть глаза. Гребаное солнце было слишком ярким, и из-за этого голова раскалывалась. Почему я, черт возьми, раскачивался из стороны в сторону? Я понял, что холодные руки Рейн были на моих плечах и грубо трясли меня. Почему у нее такие холодные руки?

— Бастиан, я не знаю что делать. — Голос Рейн был таким тихим и таким далеким. Я немного наклонил голову, пытаясь лучше разглядеть ее, но все было как в тумане. Но даже сквозь этот туман, я мог видеть ее беспокойство. Даже, не глядя на нее, я мог чувствовать его. Я не хотел, чтобы она расстраивалась... я хотел сказать, что все в порядке.

— Не надо... — я пытался сформировать слова, но они не выходили. Во рту было сухо, и я откашлялся. Внезапно рука Рейн оказалась на моем затылке, приподнимая голову и наливая воды мне в рот. Я жадно пил ее, пока она не убрала контейнер. Я снова откашлялся.

— Не грусти, — наконец произнес я.

— Ты очень болен, — тихо сказала она. Сначала я пытался выяснить отпускал ли я какие-то непристойные шуточки, но не думаю, что смог. Я сузил глаза, пытаясь понять. — Твоя нога поранена — порез, думаю. Я зашила ее, как зашила твою бровь, но она очень красная и опухла, Бастиан. Думаю там инфекция, но я не знаю что делать! Ты говорил мне, насколько опасна...

Ее голос дрогнул, и я увидел, как она прикрыла ладошкой свой рот.

— Инфекция? — я услышал собственное громкое бормотание, будто разум пытался вспомнить, что эта хрень может значить. Я пытался поднять голову, но она была чертовски тяжелой. Я лежал на боку и перевернулся на живот, чтобы проверить ее догадки насчет моей ноги, но не смог достаточно долго удерживать голову, чтобы рассмотреть ее. Мое бедро адски болело, это точно. Я снова почувствовал руки Рейн на своей голове, она приподняла меня, чтобы я смог рассмотреть заднюю сторону ноги. Кожа вокруг раны была темно-красной, практически черной, и она сочилась. Твою мать. — Да, это плохо.

— Пожалуйста, Бастиан... скажи мне, что делать, — умоляла она. — Я промыла ее свежей водой и пыталась прикрыть ее, но затем я подумала, что она лучше будет заживать на открытом воздухе. Тебя лихорадило, и я не могла... я не могла...

Она сделала глубокий вдох, срываясь в конце на рыдания.

— Я не могу вспомнить, надо ли держать в тепле при лихорадке или охлаждать! — выпалила она.

Чертовски больно, но я не смог удержать смех, который превратился в кашель, из-за которого стало еще больнее.

— Не смешно! — крикнула Рейн.

— Все хорошо, малышка, — сказал я после того, как она дала мне немного воды, чтобы успокоить кашель. В моих глазах все поплыло, когда она положила мою голову обратно на пальмовые листья.

— Что я еще могу сделать? — сказала она мягко. — Пожалуйста, Бастиан... Я должна сделать хоть что-нибудь.

— Лобелия, — пробормотал я и встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. Если у меня действительно лихорадка... ну, это было плохо. Я вспомнил маленькие голубые с желтым цветы в тропическом лесу и понял, что лучше они, чем ничего.

— Что?

— Нужна лобелия, — повторил я. — И уголь. Смешай их вместе с водой и вскипяти над огнем.

— Бастиан, я не понимаю.