Выжить в Сталинграде

Руины протянулись вдоль берега Волги больше чем на двадцать километров: разрушенные домики, высотные здания, разбитые цеха тракторного завода, огромные склады, руины жилых домов, обрамлявших центральную площадь, громадные дыры в стенах фасадов смотрели на нас, словно разинутые пасти гигантских хищников. Одинокие и жалкие, подавленные и больные, покинутые судьбой и родиной, беспредельно ослабленные, отмеченные печатью упадка и смерти, мы брели, подчиняясь чужой воле по улицам рокового города.

Но при этом я чувствовал себя так, словно обрел способность заглядывать на несколько дней вперед. Мы вышли из могильного мрака. Что могло ждать нас впереди, если не возрождение?

Глава 8 В ГОСПИТАЛЕ НОМЕР 6

По пути на запад мы снова прошли мимо здания ГПУ. Здесь многое изменилось: ворота были заперты, забор — отремонтирован. У ворот стояли женщины, принесшие передачи своим арестованным мужьям.

Мы вышли на мостовую, по которой вошли в Сталинград ночью 23 января. Тогда, в тумане и темноте, охрана так указала нам дорогу: выйдете на асфальт, дойдете до разбитых трамвайных путей и повернете налево.

Теперь, на Пасху, мы шли в обратном направлении, пути были все еще разбиты, и на них стояли трамвайные вагоны. Глядя на эти вагоны, я сразу вспомнил картины той зимней ночи.

23 января. Боевые части, обескровленные подразделения, машины с имуществом, солдаты вспомогательных служб, отставшие от своих частей, и раненые, хромающие солдаты с обмороженными ступнями, обернутыми немыслимым тряпьем, и просто больные, текли в город. Не все из них имели приказ, как мы, идти в какое-то определенное место. Наш последний приказ гласил: «Группу надо отвести к зданию ГПУ».

Как же давно это было! Воспоминание скользнуло в моей памяти как мимолетная тень.

Мы вышли на окраину города. К северу от заасфальтированной дороги стояли несколько домишек, к югу простиралась открытая степь. В пятистах метрах впереди было несколько тесно стоявших строений, окруженных купами деревьев.

Мы свернули с дороги и по неровной, посыпанной песком дорожке вышли на проспект — прямую, хорошо заасфальтированную дорогу, с обеих сторон обрамленную деревьями с голыми пока ветвями. Каменные постаменты указывали на то, что когда-то в тени этих деревьев стояли статуи.

Справа от проспекта высилось здание — полуразрушенное, но уже окруженное строительными лесами. За этим зданием стоял трехэтажный дом, бывшая гражданская больница. Слева от проспекта раскинулся фруктовый сад. Деревья тянули к небу голые ветви. В середине сада виднелся маленький белый домик; за ним росли высокие деревья, скрывавшие еще одно полуразрушенное строение. Наверное, это был административный корпус больницы. Как оказалось, раньше здесь размещалась городская поликлиника. Первый этаж административного здания Красная армия использовала под караульное помещение. В палисаднике работали русские женщины. Они убирали разбитые кирпичи и на тележках вывозили мусор. В дальнем конце проспекта было видно небольшое, неповрежденное здание, подвал которого вскоре приобрел для нас жизненно важное значение: это был наш продуктовый склад. Главным местом этого склада была весовая, где наш интендант Руф ежедневно ругался с русским начальником склада. Ругались они, правда, вежливо и почти дружелюбно. Но Руфу приходилось все время быть начеку. Но как он ни старался, его все равно всегда обвешивали. Иногда в мешках, которые он привозил со склада, для веса к муке были добавлены кирпичи.

Слева от дороги стоял гараж. В нем находился грузовик, на котором на склад привозили продовольствие. Этот грузовик часто ломался, и очень долго вместо номера под его капотом было мелом написано «Проба». В гараже была комната, в которой жил русский лейтенант милиции. Наши солдаты называли его пестрым дятлом, так как его форма была сшита из кусков синей, красной, зеленой и желтой материй. Впоследствии я один раз побывал в комнате этого пестрого дятла. Комната его насквозь провоняла бензином, так как через дверной глазок она сообщалась с гаражом, и лейтенант мог в любое время любоваться на свою любимую «Пробу». В комнате царил такой беспорядок, какого я не видел ни до этого, ни после ни у одного холостяка.

Эта картина разительно отличалась от вида русских домов, где живут женщины. Женщины содержат дома в невероятном порядке и чистоте, подчас перебарщивая. Иногда в доме такая чистота, что комнаты можно принять за больничные палаты. Такая жемчужина была и у нас — уже упомянутый мною белый домик в саду. Там жил майор НКВД Данилов с женой и маленькой дочкой.

Данилов был человеком чести; его спокойствие и уверенность очень нам помогали. Держался он очень прямо, ходил как на параде и всегда сохранял на лице суровое непроницаемое выражение. Солдаты прозвали его «шпагоглотателем».

В своем отношении к нам он был прямым, открытым, деловым и честным.

Вскоре мы поняли, что можем рассчитывать на справедливое отношение с его стороны, если сумеем убедить его в своей правоте и в обоснованности наших просьб.