Выживая — выживай!

Она шла в центр залы, гордо подняв голову вверх, прекрасно зная, что подавляющая часть мужчин сейчас просто любуется ею. Теодора была одета в белую тунику, настолько тонкую, что пытливый глаз мог многое узнать о ее теле. Ее наряд был нарочито вызывающ, ее волосы, вопреки приличиям, были распущены, только на лбу их свободное движение сковывала золотая повязка. Весь вид Теодоры должен был смутить, восхитить собравшихся, заставить смотреть больше на нее саму, чем вслушиваться в смысл ее речей, и только согласно кивать головой, заслышав, как эта, спустившаяся с небес нимфа, о чем-то вопрошает и требует одобрения. Появись она еще лет пятьдесят тому назад на подобном собрании высшего клира и света, ее могли бы запросто забросать камнями, но сейчас — спасибо распутному Сергию, мудрому Иоанну Девятому, угодливому Формозу, — настали иные времена.

— Хвала и святость благочестивым отцам Святой Церкви, пришедшим сегодня в Рим! Доблесть и победа благородным мессерам, чьи гербы свидетельствуют о славе и мужественности их рода! Все вы сегодня выбираете достойнейшего из достойнейших христиан, способного смиреннейшим и христианнейшим образом исполнять ответственную миссию на троне Святого Апостола Петра, покровителя Рима! Да будет ваш разум незамутнен и чист, и свободен от сиюминутных соблазнов и личной корысти. Последние годы Рим остро нуждался в сильном и справедливом правителе, которым со времен великого Григория является тот, кто обладает кольцом и печатью Рыбака. Горе и страдания испытывало сердце христианства всякий раз, когда наш выбор был продиктован внутренней борьбой и личными интересами, и не случайно Господь—вседержитель посылал всем нам знаки своего гнева, очень быстро убирая недостойных с трона Апостола и вызывая их на строгий суд свой! Хотим ли мы вернуться к тем временам? Уверена, ни одно праведное христианское сердце того не жаждет. Хотим ли мы вернуться к временам, когда христианин в Италии сражался с христианином, когда ни слово, ни меч не могли остановить кровь и разбой в нашей стране? Хотим ли мы вернуться к временам, когда нечестивые сарацины захватывали италийские города и даже кварталы Рима, поскольку не встречали сопротивления со стороны слабых владык его? Я гляжу, святые отцы Церкви, в ваши смиренные и одухотворенные чистыми помыслами лица и вижу средь вас исключительно достойных христиан, но, заранее прошу у вас прощения за дерзость свою, многие ли из вас чувствуют в себе способность и готовность взвалить на себя тот колоссальный груз ответственности, какой несет преемник Святого Апостола? Способны ли многие из вас мудро и прибыльно управлять великим Римом и его землями, как это делал папа Сергий, да упокоит Господь душу его в лучшем из миров! Есть ли тот, кто в лихую минуту не уступит духом предерзостному врагу и сможет мужественно, как правитель столицы Мира, встретить его и дать достойный отпор? Я вижу средь вас способных на отдельное, что я только что упоминала. Я вижу двух-трех, могущих соответствовать сразу нескольким требованиям озвученных мной от имени миллионов христиан. И есть только один, кто сочетает в себе все вышеназванные качества, и это не мое личное мнение, но мнение подавляющего большинства из вас, мнение которое я осмелюсь сейчас озвучить. Есть только один из присутствующих, кто отвечает сейчас всем насущным требованиям христианской веры и народов Италии — его высокопреподобие, архиепископ святой церкви христианнейшей Равенны, отец Иоанн, чью кандидатуру я выношу на всеобщее обсуждение!

Теодора говорила страстно, во время речи изящно жестикулируя руками и, как бы невзначай, обнажая их по локоть, видимо для придания своим словам дополнительной аргументации. За пышным монологом священники мимо своего разума даже пропустили мысль о том, что сугубо светский человек осмелился, в нарушение всех правил, предлагать им кандидатуру на папский престол. В конце концов, не так уж и важно, кто именно произнес имя Иоанна, как претендента на тиару, важно, каким было отношение к самому Иоанну. Первые возражения посыпались быстро и основной мотив их был вполне ожидаем Теодорой и Иоанном — суть претензий сводилась к тому, что выбирая Иоанна, церковь в очередной раз за последние годы проигнорирует собственный канон, запрещавший переход с одной епископской кафедры на другую.