Выживая — выживай!

Сполето, само собой разумеется, поддержало свою герцогиню. Приехавший в Рим после долгого перерыва Альберих давно не удостаивался такого почтения со стороны высшей знати и сейчас оглядывал всех собравшихся взором, вопрошавшим, все ли убедились, насколько славная у него жена? Южные герцогства, традиционно тяготевшие к Византии и видевшие Теофилакта рупором своей политики в Риме, также одобрили кандидатуру Анастасия. За Иоанна и Ландона было подано столь мало голосов, что ими можно было просто пренебречь.

Под занавес собрание потребовало самого Анастасия. Тот, с момента, когда Мароция впервые произнесла его имя, в испуге спрятался за колонной, дрожа от ужаса и шепча: «Что она делает? О Господи, что она делает? Они выкликают мое имя! Этого не может быть! Почему я? Я недостоин, и Мароция лучше других знает, что я не могу! Господи, дай мне силы, они идут за мной!»

Весь белый от ужаса и уже как будто придавленный тяжестью своего грядущего ответственного сана, Анастасий предстал перед римской публикой. К нему подошел кардинал-епископ Остии, поцеловал ему трепещущую руку, которую Анастасий с испугу отдернул, и величественно произнес:

— Священный Синод и благородные фамилии Святого Рима и Священной Италии, по просветлении разума нашего Духом Святым, посетившим данное собрание, почли наидостойнейшим христианином, способным взять в свои руки бразды правления Святой церкви, тебя, священник Анастасий, сын безвестных родителей! На выборах будущего понтифика и викария Господа нашего, которые состоятся следующим днем, твоя кандидатура, как единственная, будет представлена народу Великого Рима на утверждение!

Следом за епископом Остии к Анастасию подошла сама Мароция, благо она никуда не уходила с этой импровизированной арены. Она взяла еле живого от ужаса Анастасия за руку, прижалась к ней своими губами и в этот момент, как это она делал не раз, игриво поиграла пальчиками по внутренней стороне ладони священника. Как не был уже к этому моменту напуган Анастасий, его лицо побелело еще сильней.

*****

Эпизод 12. 1666-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Александра (август 912 года от Рождества Христова)

— Вам не кажется, любовь моя, что ваша маленькая дочь становится для всех нас весьма большой проблемой?

Они лежали на широком ложе совершенно обнаженными. В их любовной игре был объявлен перерыв, они уже долгое время молчали, утомленные друг другом, и ощущали на себе невыразимо приятное дуновение слабого ветерка, освежавшего эту жаркую летнюю ночь. Тускло чадили, осторожно потрескивая, два факела, ставни с окон были сняты, Рим за окном безмятежно и беззвучно дремал.

— И, кажется, не в вашей силе склонить Мароцию на нашу сторону? — Иоанн продолжал бросать в воздух фразы, но Теодора по-прежнему молчала.

— Ей, кажется, понравилась роль папской любовницы? Мои соглядатаи из разных источников твердят, что наш новый папа находит в ее обществе и наслаждение, и совет.

— Быть может, это у нас фамильное. Священники нам нравятся больше воинов и ваши митры нас с дочерью возбуждают, возможно, сильнее, чем шлемы со страусиными перьями и запах крови с железом, — невесело улыбнулась Теодора.

— Но она нетерпеливей, а может, напротив, расчетливей вас. Вы ведь начинали с причетника, она же сразу ухватилась за папский паллий.

— Давайте прекратим упражняться в сравнении, друг мой. Мне это не нравится, — Теодора и в самом деле нахмурилась, решив не договаривать: «Тем более, что чем дальше, тем сильнее и больнее я буду в этом сравнении проигрывать».

— Прости, любовь моя. Но вернемся к проблеме. Ваша дочь год тому назад блестяще, другого слова не подберу, охмурила Синод, и теперь епископом Рима стал этот юноша, которому, по всей видимости, тяжело было бы справляться даже с каким-нибудь провинциальным храмом и его неграмотной паствой. Ваш муж охотно поддержал Мароцию и мотивы его понятны, а раз Теофилакт с чем-то согласился, у остального Сената слово уже спрашивать необязательно. И что теперь? Анастасий может и не особо умен, но он молод и здоров, и мы отойдем в лучший мир раньше, чем успеет покрыться сединами его голова. Ваша дочь никогда не смирится с нашей любовью, а натура ее настолько уже мне понятна, что не удивлюсь, если она в ближайшие годы приберет к своим маленьким ручкам и Сполето, и Рим.

— Я надеялась, что моя помощь в устройстве ее брака с Альберихом вернет нам прежние отношения и вроде все действительно до поры до времени получалось. Но после ее свадьбы я почувствовала не то чтобы отчуждение, но совершенно неприкрытую ненависть. Видимо, она не простила, что вы с братом так ловко раскрыли ее западню, в результате чего она попалась сама.

Иоанн уже давно рассказал Теодоре обо всех событиях того дня в сполетском замке, благоразумно умолчав только о том, чем именно закончились для Мароции ее попытки поймать Иоанна в ловушку. Поэтому удивление Теодоры сейчас не было ни игрой, ни жестокой глупостью.