— Я запомнил ваши слова, Мароция, и при удобном случае расправлюсь с этим Петром, уж не волнуйтесь. Вот только мстить буду не за вас и не за вашу честь, которой у вас отродясь не было, а за поругание, нанесенное этим стенам.
— И давно вы так трепетно относитесь к этим стенам, чья настоящая хозяйка и лишила вас прелестей Эроса?
Лицо Альбериха исказилось от злобы, и он ответил Мароции только ругательствами.
— Я пошлю за вашим сыном, Мароция и тогда поглядим, как смело вы будете продолжать петь!
— Напрасные старания, супруг мой. Моим слугам в Замке Ангела отдан приказ не отдавать Иоанна ни в чьи руки, кроме моих и моего отца. Даже мать моя не поможет вам, а уж если вы расправитесь с братом ее любовника, то и подавно. Она, как видите, ради этого епископа, пожертвовала собственной дочерью.
— Правда, правда, она само воплощение мерзости и коварства!
— Она идет к своей цели и никакие препятствия не остановят ее. Полезное качество для тех, кто вместе с ней, и ужас для тех, кто оказывается у нее на пути. Сейчас на ее пути я.
— Вы пытаетесь разжалобить меня?
— Ничуть, мессер супруг. Но у меня есть своя цель и в какой-то момент мне показалось, что мы можем идти к ней вместе.
— И какая это цель? Лишать девственности всякого, кто по неосторожности займет трон Апостола Петра? Здесь я вам не помощник, а поэтому требую от вас только одного — развода и лишения вашего сына прав на сполетское герцогство.
— Этого не будет, — твердо сказала Мароция. Лицо Альбериха проявило явные признаки новой волны ярости, захлестнувшей его, но он сдержался.
— Я не держусь за брак с вами, но, что скрывать, своему сыну я намерена оставить герцогство. Не для того я сейчас отведала крепость ваших рук, не для того я два года назад пошла за вами под венец, чтобы вот так просто отойти от вас в сторону. И не вращайте так глазами, вам меня не запугать. Не в ваших интересах доводить до чужих ушей ваши семейные проблемы. Вы станете посмешищем в их глазах, а герцогский трон станет после вашей смерти вожделенным объектом охоты ваших соседей. Впрочем, может быть, это случится гораздо раньше, когда вы потеряете поддержку Рима и Беренгария, а годы начнут брать свое.
— И что, под этим предлогом вы предлагаете простить вас? Может осыпать, вас, милейшая дрянь, еще подарками и поцелуями? Мне надлежит теперь опасаться вас — зная таланты вашей семьи, я даже удивлен, что вы мне до сих пор не подсыпали мышьяк. Да я скорее соглашусь разделить герцогство со своими друзьями и потомством их, чем позволю править вашему бастарду, и Небеса, уверен, меня в этом только поддержат!
Альберих запнулся, осененный мыслью, затем он хищно взглянул на съежившуюся под этим взглядом Мароцию и глаза его победоносно сверкнули.
— Я знаю, как наказать тебя, грязная потаскуха! За весь твой обман, за весь твой смех, которым ты наверняка давилась, одурачивая меня! Кресченций!
В дверях показалась круглая голова Кресченция.
— Зови Марка и Максима! Немедленно!
Через несколько минут вся троица неразлучных друзей герцога с шумом ввалилась в спальню. Марк и Максим на ходу при этом надевали на себя свои железные шлемы и опоясывались мечами, очевидно, готовясь к новым приключениям, задуманным своим неугомонным сеньором.
— Ну, это лишнее, Марк. Сегодня не будет крови, разве может быть совсем чуть-чуть, если вы проявите чрезмерное усердие. Сегодняшняя ночь свежа и более прочего располагает к любви.
Марк и Максим дружным «ого!»» поддержали настрой герцога. Все же Марк заметил:
— И где нас ожидают приключения?
— А прямо здесь, Марк. Не сходя с этого места.
— Как здесь? Это же покои вашей жены, синьор.
— Жены? — переспросил Альберих, — жены? Ааа, вы верно имеете в виду это существо, которое у меня поселилось здесь не так давно? Да, кстати, вот она! — откидывая занавески балдахина, продолжал он, демонстрируя всем сидящую на кровати Мароцию, которая начала догадываться о затее своего мужа.
— Мои друзья, мои верные друзья, — продолжал Альберих, — я провел с вами бок о бок столько битв, вы позволяли мне уничтожать врага, не опасаясь быть пораженным в спину, ибо я всегда знал, что кто-нибудь из вас в этот момент верно и надежно прикрывает ее. Мы с вами спали под одной простыней, ели из одного очага и, как собаки, зализывали друг другу раны. Я люблю вас, мои друзья, вы единственное, что есть у меня, единственные, кто предан мне, так неужели есть чего-то такое, что я бы не подарил вам? Сегодня я подарю вам ее!
Он подошел к оглушенной его словами Мароции и с треском разорвал на ней тунику.
— Хороша, правда, Марк? Хороша, правда Кресченций? Видели ли вы, ценители шлюх от Неаполя до Ивреи, когда-нибудь и где-нибудь столь совершенное тело? Возьмите его, не бойтесь, оно жаждет мужской любви и ласки, но ваш господин не может в этом помочь ей, ей до сего дня помогали кто угодно, но не я, а я хочу, что, если бы кто возжелал далее владеть ею, то это были бы только вы, мои верные, замечательные соратники!