Выживают бессмертные

Вот на этих сумбурных, но приятных мыслях о Маме Юле Артем и провалился в тревожный, мучительный сон. Ему снилось, что он бежит по вязкой грязи через Лес, а справа и слева мчатся горбуны, которые то и дело приближаются, чтобы боднуть рогом, подцепить клыком или просто толкнуть. И каждая их попытка заканчивается успешно… для горбунов, но не для Артема. От ударов и тычков болит все тело, ноги не идут, увязая в грязи почти по колено, голова кружится от бесконечного мельтешения уродливых серых туш вокруг, а еще тошнит от их тяжелого звериного запаха…

…Артем проснулся и понял, что его тошнит на самом деле. Но не от запаха. Скорее, дело было в сотрясении, которое ему обеспечили удары кочевников и финальный хук хозяина усадьбы. Артем непроизвольно перевернулся на живот, встал на четвереньки, и его вырвало. Хорошо, что батончик к этому моменту уже растворился, да и вода рассосалась. Осталась только желчь. Посокращавшись некоторое время в конвульсиях, Артем совладал с тошнотой, сделал несколько глубоких вдохов, снова улегся, закрыл глаза, но больше так и не уснул.

Нет, ему не мешал утренний свет. Не давало уснуть что-то другое. Какое-то странное ощущение, будто бы внутри, в душе или в подсознании – особой разницы Артем не видел, – начали открываться воображаемые двери, за которыми хранились скрытые таланты. Те самые, о которых толковала Василиса.

Почему эти двери открывались именно сейчас? Подействовала крепкая встряска организма? Возможно. Если так, то спасибо хозяину усадьбы за эту встряску. Странно благодарить за тумаки, но все-таки спасибо.

Однако главное заключалось не в самом факте открытия внутренних тайников, а в их содержимом. Артем чувствовал, что, кроме таланта ловчего, который теперь во всей красе высвечивался в солнечных лучах, проникших в душевные подвалы, за воображаемыми дверями действительно кроются еще какие-то способности. Возможно, даже более сильные и полезные, чем талант чувствовать на расстоянии артефакты.

Пока Артем слабо понимал, что это за способности, но это ведь пока.

«Удастся пережить наступающий день, обязательно разберусь, что там у меня еще припрятано, – пообещал себе Артем и невольно вздохнул: – Если, конечно, удастся… выжить…»

* * *

Даже с точки зрения пленника, который толком не ел и не спал третьи сутки кряду, в утреннем полотне есть штрихи, которые вызывают что-то вроде детского восторга. Видеть их здорово, даже радостно, стоит лишь захотеть. Другое дело, что не очень-то этого хочется, когда ты голоден, не выспался и чувствуешь себя известным парнокопытным, потому что давно не мылся. По указанным причинам Денису вроде бы и не хотелось улыбаться утренней заре, но, если отвлечься от проблем, почему нет? Утро сегодня выдалось волшебное, почти как в старые добрые времена, без аномальных явлений… народу и миру. Солнце поднималось по чистому небу, припекая с каждым градусом подъема все сильнее, но это можно было пережить, поскольку от реки веяло прохладой и свежестью. Звуковой ряд тоже был мирный и почти спокойный. Во дворах всхрапывали лошади, голосили петухи, перекликивалась, просыпаясь, прочая живность, а на воле пели птицы. Люди пока в основном молчали, лишь изредка фыркали, умываясь, кошевые да заступающие в караулы бойцы, и только где-то за рекой кто-то галдел с утра пораньше. Хорошее деревенское утро. Слегка портили впечатление следы ночных гулянок, оставленные пьяной братвой на улицах и в подворотнях, но это были мелочи. В целом утро было отличное. А учитывая, что оно могло стать последним в жизни, так и вовсе – чудесное.

На этом Бондарев и решил остановиться. Умеренный позитив был ему просто необходим, чтобы забыть и о пустоте в желудке, и об усталости, которую не поборол трехчасовой сон, и о многом другом. Например, о тяжелом бункерном прошлом. Проснувшиеся вчера воспоминания и подозрения, что в прошлой жизни был заодно с какими-то «страшными людьми», как выразился Кулдык, повисли над головой как бетонная плита, и майор теперь даже не знал, что будет лучше: если эта плита рухнет и раздавит его или так навсегда и останется висеть.

«Еще, глядишь, брошусь рубить канат, на котором висит плита, – подумалось Денису. – Только вряд ли получится. Юлька не разрешит, и дети не поймут».

От мыслей о жене и детях усталость почти отступила, голод сделался досадной, но несущественной помехой, вроде назойливой мухи, а относительно боевой настрой вернулся. И главное, сразу же нашлось, чем заняться, кроме рефлексии. Например, наблюдениями, анализом и запоминанием деталей окружающей обстановки. Работа была не совсем по профилю, но раз уж залез в кузов, называйся груздем. Плох тот контрразведчик, который при необходимости не сумеет применить свои навыки в обратном порядке, то есть для проведения качественной разведки. Бондарев считал себя хорошим контрразведчиком, а потому сосредоточился на деле.