Отец не мог меня не узнать. И если он видит во мне наследника… так тому и быть. Но неужели Валерий Михайлович попадется так легко?.. только бы Петр ненароком не выдал. Не должен бы – догадливый…
– То есть… вы хотите сказать… – Валерий Михайлович даже не пытался скрыть растерянность. – Почему вы
Секунды мне хватило, чтобы обо всем подумать.
– Я не должен был раскрывать свою личность до получения указаний от Игоря Зденовича. А отказаться от участия в вашей операции просто не хватило духу. Надеюсь, это была не та самодеятельность, от которой вы меня предостерегали, генерал? – я повернулся к отцу.
– Почти та, – сказал он сухо. – Впрочем, данная конкретная операция закончилась абортом – не по вашей вине…
– Пан, – вдруг перебил его экс-наследник. Голос его был пуст. – Пан, они ведь меня… брали. Я у них… был. Да. Помню… что-то такое помню…
– Спокойно, Марат, – отец неуловимо быстро оказался рядом с ним, нагнулся, приподнял веко. – Давай руки. И ноги согни…
Двумя парами наручников он приковал запястья Марата к лодыжкам – так что Марат сидел теперь в кресле, обняв колени. Поза казалась совершенно непринужденной. Из карманчика на рукаве отец извлек обойму разноцветных шприцев, выщелкнул зеленый, прямо сквозь рукав воткнул иглу в плечо скованному оперу. Отошел на шаг. Лицо Марата вдруг побледнело, яркий румянец треугольниками вспыхнул на скулах. Видно было, как вздуваются мышцы.
– Потерпи, – сказал отец. – Скоро пройдет. Вовремя заметили. И – говори, что помнишь.
– Помню… черное дерево. Собака… большая. Пахнет смолой. Собака. Девочка. Половина лица. Морщинки у глаз. Потом двое. Один в шляпе… О-о… не могу больше… Пан…
– Дыши. Дыши ртом. Глубже.
– Х-хаа… О-о… О-о-о… Да. Легче. Дым. Был дым. Пчелы. В банке. Я видел. Белое платье. Большая. О-ох… Пан, отпусти… больно… ой, как больно-то…
– Держись, малыш. Держись. Осталось чуть-чуть. Сейчас расслабишься.
Марат уже кричал просто от боли. Давился криком, но сдержаться не мог. Его корчило самым немыслимым образом. Это продолжалось с минуту. Мы все буквально оцепенели. Потом послышался громкий треск.
И наступила тишина.
Отец стоял, обхватив Марата руками. Спина его тряслась.
– У… мер? – сглотнув, спросил Валерий Михайлович.
– Нет, – отец выпрямился. – В обмороке. Плечо сломано. Есть здесь медики?
Медики здесь были. Два парня совершенно докерского вида и тот щуплый, в очках, что стерег дверь.
Марата осторожно освободили от наручников, усадили, придерживая. Он тихонько застонал. Правая рука торчала неестественно. Щуплый в два движения выправил ее, согнул в локте, прижал к туловищу и держал, пока накладывали повязку.
Отец оттеснил меня к двери. Ему явно хотелось мне что-то сказать – не обязательно информативное. Скорее даже наоборот. Но не мог же он наследника престола обложить на чисто русском…
– И каковы ваши дальнейшие планы,
– В вашем распоряжении, генерал.
– Первым же рейсом в Петербург, – сказал он. – В женском платье и с наклеенной бородой!.. – хотел добавить что-то еще, но загнал себе мысленный кляп.
– Как скажете, – пожал я плечами.
Маленький татарин в противоположном от нас углу что-то втолковывал Валерию Михайловичу. Петр с совершенно потерянным видом рисовал что-то пальцем на столе. Марата наконец забинтовали и поставили на ноги…
Оконные стекла, оклеенные изнутри пулестойкой пленкой, вдруг стали простынно-белыми и вздулись, как паруса. Какой-то миг они держались, потом исчезли. За окнами было черно, и в этой черноте змеились багровые жилки. Меня вдавило в дверь, а потом комната как-то мгновенно уменьшилась и отдалилась, я видел ее будто через прямоугольную трубу. Труба эта вдруг покосилась, накренилась… я понял, что упал. Но это падение вернуло мне чувство тела. Голова все еще гудела от удара, к ушам приложили то ли подушки, то ли исполинские раковины, но руки и ноги были при мне и мне подчинялись. Я поднялся на четвереньки, встряхнулся, встал на ноги. Осмотрелся. Меня вынесло в холл вместе со створкой двери. Она послужила мне чем-то вроде парашюта. Из комнаты, где мы все были, валили клубы дыма. Потом в этих клубах возник человек. Спиной ко мне. Он пятился, волоча что-то по полу. Я оказался рядом. Отец тащил Марата. Осторожно, сказал он. Я не слышал ничего, но понял по губам. Да и что еще можно было сказать?.. Он передал Марата мне и медленно погрузился в дым.