— Кого успели. Бреммер даже пробил какие-то программы вакцинирования для населения, например школьников и студентов как-то прививали отдельно, была программа для молодых матерей, через клиники… но все равно большинство людей… ты понял, в общем.
— Я понял, — только и осталось подтвердить мне.
— Потом мы перелетели на Кюрасао. А потом я страшно поругалась со своим боссом и потребовала перевести меня сюда.
— Так далеко? — удивился я.
— Тогда хотелось как можно дальше, я была… не совсем в себе. Но пока все нормально, я чувствую себя нужной здесь.
— Это важно, — кивнул я, отпив из высокого запотевшего стакана. — Мне было важно стать нужным, когда я просился именно в спасатели.
— А ты и так бы в них попал, — улыбнулась она. — Я читала твой файл. Куда еще могли тебя определить?
— Могли оставить на островах, там тоже есть работа для таких как я… Острова еще чистят.
— А ты хотел именно спасать людей?
— Да, примерно. Спасли меня, теперь должен спасать я.
— Тебя не спасали, ты сам сюда добрался, — возразила она.
— Ну, не совсем сам, нас было несколько. Но я о другом: я вырвался из ада, самого настоящего — нет живых людей, только мутанты и трупы, я бы понятия не имел что делать дальше. Где выживать? С кем? Как? Я добрался до островов и вдруг получил нормальную жизнь — дети в школе…
— Жена что делает? — подсказала она продолжение.
— С ней тоже все в порядке, — не стал я развивать тему. — Нормальная, обычная жизнь. И я решил, что должен за это как-то заплатить. За нормальную жизнь. Хотя бы спасением других людей.
— То есть здесь ты на своем месте? — уточнила она.
— Без сомнения. Я же сказал, что я нужен.
Она помолчала минуту, затем спросила:
— А вот здесь, в этом кресле?
Ну вот, момент истины.
— Рона, ты мне нужна, — я посмотрел ей в глаза. — Мне нравится быть рядом с тобой, я в тебе нуждаюсь, и да, мне хочется быть именно на этом месте, рядом с тобой. Сейчас — в этом кресле.
— Это примерно то, что я надеялась услышать, — сказала она совершенно серьезно.
— Это примерно то, что хотелось услышать в ответ.
15
«Маленькая птичка", на борту которой кто-то успел нарисовать птичку «сердитую» из известной игрушки, легко оторвалась от палубы и начала быстро набирать скорость, накренившись на нос. Почти под ногами пронеслась мутноватая вода, затем крыши припортовой промзоны — скопление огромных складских и промышленных зданий. Промзоны теперь и одно из самых привлекательных мест для выживших — там много всего нужного, и одно из самых опасных — у психов прорезалась явная тенденция сбиваться в стаи и прятаться днем именно в таких вот больших помещениях. Пока мы шарили по этой промзоне, пострелять пришлось немало.
За пилота была уже знакомая нам Энджи — та самая, что летала с Марком на спасательном «джейхоуке». Теперь ее вроде как повысили, она уже летала самостоятельно и вполне даже хорошо, и мне даже наконец удалось ее разглядеть — Энджи была невысокой, плотной, но не толстой, со скуластым веснушчатым лицом и светлыми как солома волосами, коротко подстриженными. Еще она была удивительно наблюдательной, так что в роли пилота разведывательного вертолета она оказалась как нельзя более к месту.
— Просто над дорогой пойдем, — сказал я ей по привычке повторять то, что и так все давно уже знают.
— Я поняла, — просто кивнула она.
— Пит, у тебя все работает?
Пит — бывший полицейский из моей первой группы, той самой, с которой я высаживался тогда на отель в Палм-Бич, сидел сейчас за мониторами ФЛИРа — такой очень полезной штуковины, которая представляла собой смесь мощной телекамеры, прибора ночного видения и тепловизора — самого полезного прибора из всех трех.
— Все отлично, никаких проблем, — ответил он, орудуя маленьким джойстиком.
— Смотри чтобы запись шла все время, — сказал я вдогонку.
На этом приборе небольшой конструктивный косячок имелся — можно было случайно отключить запись, манипулируя направлением камеры. А нам бы весь маршрут снять и потом подробно посмотреть еще раз, уже на пароме, на случай если мы так что-то пропустили.
— Я слежу, все будет нормально.
Внизу работает фронтальный погрузчик под охраной сразу двух «хамви» с пулеметами — собирает трупы с улиц промзоны. Потом их увозит самосвал, самосвал сваливает их на баржу, баржа выходит далеко в океан, становится над самым глубоким местом и сваливает свой груз туда. Мерзкая и гадостная работа, но платят за нее очень много, поэтому добровольцы ее делать находятся. А трупов везде много теперь, к ним даже привыкать уже начинаешь. Что такого в том, что посреди улице лежит погибший человек и разлагается? И запах везде в городах кошмарный, особенно на этой жаре и духоте.