Выжившие

— Странно, что я не узнал тебя сразу. Ты ведь так на него похож, особенно сейчас, когда война уже наложила на тебя свой отпечаток. Я помню, как Виленский представил тебя, мол, это мой друг из детского дома. А я посмотрел на тебя и еще подумал, почему твое лицо мне так знакомо? Может, обслуживал меня в этом ресторане прежде? Впрочем, на тот момент мои мысли были заняты совершенно другими вещами и, если бы ты не заявился в гостиницу «Украина» с обвинениями, наше с тобой общение на том бы и прекратилось. Потом я подумал, что на тебе, доверчивом и восхищенном, можно неплохо заработать. К тому же ты забавлял меня своей ужасной речью и неумелыми попытками казаться взрослым мужчиной. Мне было скучно, и ты стал моим новым развлечением. Этаким питомцем, которого можно дрессировать.

— И как же вы узнали, что я — сын Винсента? — Лесков вопросительно вскинул бровь.

— Перебирал старые снимки и наткнулся на фотографию, которую ты сейчас держишь. В тот момент меня поразило ваше сходство, но я все же решил проверить свои догадки. Во время катастрофы на АЭС «Куданкулам» я встретился с Ричардом Сильверстайном. Мы познакомились с ним еще в Соединенных Штатах и быстро поняли, что оба являемся «зависимыми». На том и подружились. Я рассказал ему о Винсенте и спросил, чувствует ли он связь между человеком на снимке и твоей вещью — пришлось одолжить твою ручку. Так он определил ваше родство.

— Пускай так, но что от этого изменилось?

— А ты не понимаешь?

— Вас сложно понять, Бранн. Объяснять ваши поступки благодарностью, дружбой или любовью так же странно, как утверждать, что солнце зеленого цвета. Я знаю, что вы передали мне ампулы с антидотом и тем самым спасли моих друзей. Знаю, что помогли одолеть Лонгвея и тем самым спасли жизнь мне и моим солдатам. Но я не знаю, что вы делали в период между этими поступками, пока «Совет Тринадцати» уничтожал Петербург.

Чуть помолчав, Лесков добавил:

— Во время одной из зачисток погибла моя жена.

— Мне жаль, — Киву понизил голос. — Война всегда уничтожает тех, кто меньше всего этого заслуживает.

— Война — это лишь слово. Уничтожают люди, такие, как Джордж Уилсон и ему подобные.

— Я не отдавал приказы по атаке городов. Напротив, тянул время… Можешь воспользоваться своими способностями и проверить, что я говорю правду. Я уже давно убрал барьер.

— Знаю, — Лесков едва заметно улыбнулся. — В тот момент я и начал проверять. Удивлен, что вы доверились мне. Ну а Сильверстайн? Какая ему выгода с того, что Золотой Континент падет? Он так обрадовался, что Лонгвей убит.

— Конечно, обрадовался. Он ведь был вторым в списке идеальных оболочек для бестелесного. Да, Ричард не может восстанавливаться так быстро как я, и тем не менее сейчас он тоже может прожить около тысячи лет. Лонгвей решил меня убить лишь потому, что у него был запасной вариант. Ослабленным я был ему уже не нужен.

Какое—то время они говорили о будущем Золотого Континента, о России, о кайрамах, которые так и остались в стороне. И в этот момент Бранн задал вопрос, на который Дмитрий хотел отвечать меньше всего.

— Я видел твои исколотые руки, — произнес Киву. — И сейчас, глядя в твои глаза, вижу медные пятна. Что ты с собой сделал, Дима?

— Это не я. сделал, — Лесков криво усмехнулся. Боль в сломанной руке, приглушенная «эпинефрином» снова начала давать о себе знать. А значит, и само тело скоро потребует дополнительной инъекции.

— Каким образом вы научились обращаться? — продолжал Бранн.

— Когда хочешь жить, еще не тому научишься. Мне ли вам объяснять, каково это

— хотеть выжить?

— Я знаю, что твоя мать была обычной женщиной. Ты не можешь обращаться в истинную форму без постороннего вмешательства. Так что. Судя по твоим исколотым рукам, я могу предположить, что ты что—то колешь себе. Какой—то наркотик, верно? Сильверстайн сказал, что ты болен. У тебя энергетика.

— Это не имеет значения, — прервал его Лесков.

— А что имеет, Дима? Ты мог принять предложение «процветающих» и жить здесь. В достатке и тепле. А вместо этого ты уничтожил свой организм ради людей, которые спустя несколько десятков лет начнут новую войну. Скажу даже больше: вскормленные мирной жизнью зажравшиеся потомки начнут говорить, что «процветающие» были правы. Историю перепишут. Памятники ваших героев снесут. Тебя и твоих сторонников объявят врагами, которые мешали развитию прекрасного будущего.

— А что, по—вашему, ждет вас?

В ответ Бранн насмешливо улыбнулся:

— Пока существуют люди, будут существовать и войны. А значит, такие как я, будут жить вечно.

Дмитрий отвел взгляд. В отличие от Бранна он не заглядывал так далеко. Перспектива умереть от «эпинефрина» или быть убитым борцами за трон была куда более реальной.

— Есть место, где можно укрыться, — произнес Киву. — Я перемещусь туда сегодня и хочу, чтобы ты отправился со мной. Тебе нужно восстановиться. Пускай заканчивают войну сами, а мы исчезнем. С сегодняшнего дня мы перестанем существовать, а потом вернемся спустя пару лет и начнем новую жизнь под другими именами.

Лесков отрицательно покачал головой:

— Я возвращаюсь домой.