Выжившие. Что будет с нашим миром?

20. Лозинский С. Роковая книга Средневековья // Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. М.: Интербук, 1990. С. 51—52.

21. Большая советская энциклопедия. Третье издание. М.: Советская энциклопедия, 1977. Т. 26. С. 108.

22. Венс Дж. Гнусный Макинч // Сб. Момент бури. М.: Мысль, 1991. С. 159 – 160.

23. Назаретян А. П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. М.: Per Se, 2001. С. 186.

Джемаль Гейдар Джахидович

Участник контркультурного московского подполья 60—70-х. С началом советского вторжения в Афганистан вступает в ряды нелегального «Исламского движения Таджикистана». В 1990 г. участвует в организации Всесоюзной исламской партии возрождения. В 1991—1992 гг. активный участник политического процесса в Такжикистане. С 1993 по 1998 г. – член оргкомитета Хартумской исламской конференции, руководитель российского отделения. В 1993—1996 гг. ведет собственную авторскую передачу по теологии Ислама на Первом канале российского телевидения. Автор книг «Ориентация – Север», «Традиция и реальность», «Освобождение Ислама», курсов лекций «Новая теология» и «Смысл времени». Сайты http://www.kontrudar.ru/ и http://www.islamcom.ru/

НАСЛЕДИЕ КИРИЛЛОВА

1. «Сверхчеловек» как главный миф модернизма

В XX веке человечество наглядно доказало, что оно является по преимуществу мифологически ориентированным коллективным субъектом. Парадоксальным образом восточные народы, обитатели архаичных задворок больших колониальных империй, которых западные традиционалисты умиленно превозносили как хранителей сакральной мудрости, вдруг оказались гораздо рациональнее и позитивнее, чем их «белые» наставники по части модернизма. Менталитет национальных буржуазий от Египта до Индии, от Бирмы до Вьетнама удивительно совпадал со столбовыми линиями доктрин Просвещения, рационалистов, веривших в торжество разума и счастье всех человеческих существ, «подписавших» между собой общественный договор.

А вот западный человек, демонстрировавший с конца XVIII века укорененность в воинствующем «банале», развивающий позитивистские и механистические объяснения вселенной, уверенный, что буржуазный комфорт является основным целеполаганием истории, вдруг этот самый западный филистер и обыватель срывает лохмотья осточертевшего разума и поднимает знамя кровавого романтизма, идущего за горизонты всякого рассудочного объяснения.

Мы имеем в виду, разумеется, истребительную Великую войну, столкнувшую в августе 14-го народы Европы в чудовищном жертвоприношении Року. Из огненных смерчей и стальных метелей, в которые трансформировалась цивилизация железных дорог и телеграфов, вышли такие поэты брутального экзистенциализма, как Эрнст Юнгер и Селин, справа, Камю и Сартр – слева.

Какие бы объяснения экономисты, историки, политологи ни давали причинам внезапно разразившейся мировой войны, ясно, что это всегда останется лишь скольжением по поверхности. В метафизическом смысле всеевропейская бойня являлась восстанием против собственной цивилизации, попыткой выйти за пределы возможного, в конечном счете – коллективным путешествием западного человечества «на край ночи». В этом смысле Великая война радикально отличается от предшествующей ей столетием по-своему не менее грандиозной наполеоновской эпопеи и от последующей через поколение Второй мировой войны (хотя последняя во многом представляла собой рационализированное продолжение Первой). И наполеоновская «битва народов», и битва Европы с американо-советским (тоталитарно-демократическим) блоком слишком очевидны в своих целях и побудительных мотивах, тогда как – не забудем! – в 1914—18 гг. спокойно жившие бок о бок народы столкнули между собой их венценосные вожди, которые приходились друг другу кузенами, дядями и племянниками. Феерию этой ярости можно сравнить лишь с братоубийственной рубкой между собой кочевых племен Великой степи, происходящих от общего корня, либо же с враждой горных родов, говорящих на одном языке, поклоняющихся одним и тем же камням и деревьям, но оттого лишь более жестоких во взаимоистреблении. Однако же тут речь идет не о племенах и родах, а о народах метрополий, осознавших свой исторический статус едва ли не как последнее слово человеческого развития.