Выживший

Он знал, что в жизни не подвергался большему риску, чем сейчас, когда улицы внизу заполонило целое полчище орков. На дворе стоял белый день. Если он двинется с места, кто-нибудь из чудовищ может его заметить, и всего одного из них будет достаточно, чтобы предупредить остальных. Ещё никогда он не чувствовал так сильно, что балансирует на острие ножа. Но сейчас он уже никак не мог отступить. Его ум был занят мыслями о товариществе. Впервые с того момента, как он вышел из укрытия в городок, находящийся во власти ужасных инопланетных тварей, он понимал свою цель, и, что было ещё важнее и, возможно, ещё опаснее, он вспомнил, что значит надеяться.

Ему требовалось ждать. Ему требовалось, чтобы орда внизу чем-нибудь увлеклась.

Ему не пришлось дожидаться долго.

Из дверного проёма здания Администратума показался зеленокожий, уже успевший утвердиться в роли местного вожака, ревя на своих подчинённых и лупя по ним с размаху, чтобы те убирались с его пути. Сам по себе он был чудовищем ужасающих размеров, но, на взгляд Баса, новоприбывший выглядел крупнее, а его броня была лучше.

Два босса скрестили взгляды. Ни один не желал опускать глаза в знак подчинения. Орда расступилась между ними, чуя грядущий взрыв насилия. Новоприбывший запрокинул голову и испустил оглушительный боевой клич, полный леденящего кровь вызова. Второй босс, завывая и исходя пеной от бешенства, вскинул над головой двуручный цепной топор и ринулся вниз по лестнице навстречу сопернику. Толпа зеленокожих заревела от удовольствия и жажды крови.

Бас получил свой шанс.

Он не колебался. Пригибаясь пониже, он скользнул прочь от статуи и направился к зияющей ране в боку купола. Он перебирался с крыши на крышу, следя за тем, чтобы держаться на расстоянии от их краёв, дабы не быть выданным своим силуэтом.

Ему не стоило беспокоиться. Все красные бусины глаз в этом районе были прикованы к битве зеленокожих вожаков.

9

В конце первой недели Баса в Трёхречье дед записал его в маленькую схолу, находившуюся в собственности и ведении Экклезиархии, и кошмарная жизнь Баса стала гораздо, гораздо хуже. Другие ходившие в неё мальчишки были безжалостны к нему с самого начала. Бас был чужаком, новичком, самым простым и самым естественным объектом для нападок. К тому же он дожил до этого момента, ни разу не испытав потребности себя защищать, ни словесно, ни физически, и мальчишки чуяли его слабость, как стая диких псовых могла бы унюхать раненого зверя. Она с самого первого дня навлекла на него их нападки.

Вожак стаи — самый высокий, самый сильный и самый злопамятный — носил имя Крейвин, и сперва он прикинулся дружелюбным.

— Так как тебя зовут? — спросил он Баса в те несколько минут, что предшествовали началу долгих часов работы, молитв и учёбы того дня.

Другие мальчишки, тянувшиеся через кованые железные ворота, заметили новичка и собрались вокруг.

Бас вдруг почувствовал себя неуютно от всего этого внимания, которое не выглядело особенно благожелательным.

— Я Бас, — робко ответил он.

Это вызвало насмешки Крейвина.

— Басёныш-сволочёныш! — сообщил он остальным.

— Басёныш-гнидёныш, — сказал другой.

— Басёныш-подвальный жабёныш!

Мальчишки засмеялись. Крейвин скрестил руки на груди и с прищуром поглядел на Баса сверху вниз:

— Я видел тебя на Лимман-стрит. Живёшь со стариканом Железной Ногой?

Бас смотрел на него, разинув рот. Он был в замешательстве. Он не знал, кто такой этот "Железная Нога". Его дед настаивал, чтобы Бас называл его "Сарж"[1] и никогда — дедом или какой-либо другой вариацией этого слова. Бас слышал, что и другие звали его Саржем — за глаза, а не в лицо. Затем до него дошло, и он кивнул.

Крейвин осклабился:

— Тебе нравится? Ну, знаешь, это из-за его ноги.

Он начал расхаживать вокруг Баса, утрированно хромая и издавая звуки наподобие механических. Другие мальчишки начали корчиться от смеха.

Но не Бас. Он никогда не спрашивал Саржа о его ноге. Не осмеливался. Он знал, что она нередко причиняет старику боль. Он частенько видел глубокий отпечаток этих страданий на его лице. Ещё он знал, что в какие-то дни нога издаёт скрежет, а в какие-то — нет, хотя в этом вроде бы не было никакой особой системы. Он ничем не напоминал те звуки, которые производил Крейвин, но это, кажется, не мешало мальчишкам наслаждаться шуткой.

Крейвин остановился перед Басом:

— Ну, кем ты ему приходишься, а? Новым хахалем?

И снова со всех сторон понеслись мощные взрывы хохота.

— Я... я его внук, — запинаясь, сказал Бас. До него внезапно дошло, что продолжая разговаривать с этим мальчишкой, он с каждой секундой всё глубже роет яму самому себе. Ему нужно как-то сбежать... и он получил такую возможность, хоть это, в конечном счёте, ничего ему и не дало.

Зазвенел бронзовый колокол, и у широких двойных дверей главного здания появился дородный мужчина строгого вида в массивных очках и коричневой мантии из грубого холста с капюшоном. Он рявкнул им, чтобы они шли внутрь.

— Поговорим позже, червяк, — сказал Крейвин, отворачиваясь и уходя внутрь во главе остальных мальчишек.