Гласс не знал, насколько Манде-Пачу понял оскорбительные слова, и раскрыл было рот что-то сказать, но махнул рукой и шагнул внутрь. Ворота с лязгом закрылись.
Внутри форта высились две обветшалые постройки. Из одной просачивался свет сквозь прожиренные кожи, заменявшие стекла в окнах, вторую ничто не освещало – Гласс заключил, что там устроен склад. Задняя стена обоих зданий служила одновременно и задней стеной форта, фасады выходили в небольшой двор, провонявший навозом от двух убогих мулов, привязанных к столбу, – единственных животных, уцелевших после набега арикара. Здесь же стояли внушительных размеров пресс для шкур и наковальня на тополевом пне, поодаль лежала мелкая кучка дров. Перед воротами застыли пятеро мужчин, к ним присоединился коротышка с сердитым голосом. Тусклый свет высветил шрамы Гласса, он почувствовал на себе любопытные взгляды.
– Заходи, раз пришел.
Гласса провели в тесную комнату для ночлега. Грубый кирпичный камин в дальней стене нещадно дымил, воняло кислятиной, зато было тепло – то ли от огня, то ли от скученных тел.
Коротышка, собравшись что-то сказать, вдруг закашлялся, тело скрючилось от усилия, такой же влажный раздирающий кашель послышался со всех сторон – Глассу, заподозрившему причину, стало неуютно.
Откашлявшись, коротышка напомнил:
– Лишней еды у нас нет.
– Сказано тебе – я не за едой. Назови цену за одеяло и рукавицы – и разойдемся. И нож тоже посчитай. – Гласс указал на нож для снятия шкур, лежащий на углу стола.
Коротышка надулся, как от обиды.
– Мы скаредничать непривычны, мистер. Да только арикара нас тут почитай что в осаде держат. Весь скот увели. На той неделе пятеро подъезжают к воротам – мол, с товаром. Мы открываем, а они давай палить. Напарника моего убили, не поморщились.
Гласс молчал, и коротышка продолжил:
– Сидим тут – ни на охоту не выйти, ни за дровами. Так что не обессудь, делиться нам нечем.
Он вновь глянул на собеседника, ожидая сочувствия, однако Гласс по-прежнему бесстрастно молчал. Повисла пауза.
– Стрелять в белого и мандана – против арикара не поможет, – сказал наконец Гласс.
Стрелок – грязный, без передних зубов – поспешил встрять.
– А что я, разбираться должен? Ночь, шастает индеец вокруг форта – откуда мне знать, что вас двое?
– Научись сначала видеть цель, а потом стрелять.
– Не учи моих людей стрелять, мистер, – вмешался коротышка. – По мне что арикара, что манданы – одна шайка. Да и живут теперь вместе, грабят да воруют. Лучше уж не того застрелить, чем не тому довериться.
Коротышка заводился на глазах, слова лились, как вода сквозь проседающую на глазах запруду.
– Я этот форт строил собственными руками, я! – Он ткнул себя в грудь костлявым пальцем. – И у меня позволение на торговлю от самого губернатора Миссури! Нас отсюда не выжить, пристрелим всякого краснорожего, кто сунется! Перебьем по одному, если надо!
– А торговать с кем будешь? – спросил Гласс.
– Да уж разберемся без тебя! Форт – стратегическая точка: скоро нагрянет армия и наведет порядок. Сам говоришь – трапперы придут на реку!
Гласс ступил за ворота, в темной ночи за спиной лязгнул засов. Он длинно выдохнул, в морозном воздухе повисло облачко пара и тут же рассеялось от легкого ветра. У реки маячил в седле Манде-Пачу – при звуке закрываемых ворот он тронул коня и подъехал ближе.
Гласс, вытащив новый нож, прорезал дырку в одеяле и просунул в нее голову, получился плащ. Засунув руки в пушистые рукавицы, он глянул на мандана, не зная, что сказать. Чужих ошибок не искупишь, не застревать же по пути на каждом шагу… Своих дел у него не меньше, да и время не ждет.
Хью вложил новый нож в руки мандану и просто сказал:
– Спасибо.
Манде-Пачу взглянул на нож, затем на Гласса, пытаясь в ночной тьме поймать его взгляд. Гласс, повернувшись прочь, зашагал вверх по Миссури.
Глава 19
Джон Фицджеральд шагал к тому месту, где предстояло нести караул, – чуть ниже форта Юнион. Хряк исправно стоял там на часах, с каждым выдохом распространяя вокруг себя облака пара, медленно тающие в морозном воздухе.
– Моя очередь, – заявил Фицджеральд почти весело.
– Чего такой радостный? Полюбил вдруг стоять в карауле? – буркнул Хряк и побрел к лагерю, предвкушая целых четыре часа сна перед завтраком.
Фицджеральд закинул в рот изрядный кусок табаку – крепкий аромат дразнил нёбо, успокаивал взбудораженные нервы, и Джон дал себе время насладиться вкусом. Выплюнув наконец табак, он вздохнул полной грудью. Ночной воздух пощипывал легкие, но сейчас Джону холод не мешал: холод – желанный спутник безоблачного неба, а Фицджеральду именно это и нужно. Луна, выросшая до трех четвертей, заливала ярким светом реку и обещала помочь в задуманном.
Выждав полчаса после начала стражи, Фицджеральд осторожно подошел к ивам, где раньше успел спрятать припасенное: мешок бобровых шкур на продажу, двадцать фунтов вяленого мяса, три рога пороха, сотню свинцовых пуль, котелок, два шерстяных одеяла и, разумеется, кентуккскую винтовку. Перетащив добро к воде, он пошел за лодкой.