Выживший в племени каннибалов

Как я и полагал, те зерна добра, которые вносил в душу туземцам, увязших в закостенелом язычестве и варварстве, впоследствии принесут свои плоды просветительства. Так и случилось. Зерна упали на благодатную почву. Последующие уроки эволюционного воспитания не явились каким-то шокирующим испытанием для туземцев, хотя сначала они выражали смущение. Но далее… Я не отрицаю, я подтверждаю, что далее они даже не были глубоко озадачены и задеты моей бестактной демонстрацией воздушных шаров и наборов, и им не надо было сдерживаться, а мне ломать лед недоверия. В итоге, у них получалось владение навыками, если не очень, то приемлемо, даже не хуже, чем у учителя. Здесь решающую роль сыграло то, что я вовремя сделал ставку на радикально-настроенную молодежь, которая всегда является наилучшим проводником всего нового и передового и не умеющая скрывать свои чувства так хорошо и законспирировано, как взрослые люди. Только молодежь способна на революции, всё остальное, рукотворное людьми, называется переворотами. И вот эти молодые люди во главе Хуана и Хуаны, золотая молодежь острова, смотрели на меня с восхищением и подобострастием, как попугаи, подражая во всем мне, а за ними потянулось старшее поколение. Я стал, хотя не для всех, одной из достопримечательностей острова, и это вскружило мне голову, и не то чтобы слегка, а порядком. Я парил в воздухе как птица, я не чувствовал под собой земли. Я был опьянен до умопомрачения. Я купался в лучах славы с утра до вечера от выпавшего на мою долю успеха, от шальной мысли: “неужели, кто-то ещё из туземцев есть неспособные по отношению ко мне в проявлении признательности и любви?”

Только тогда пришла уверенность, что от меня зависит судьба успеха сделать туземцев счастливыми, дабы не оставить их ущербными и несчастными.

Как подобает неистощимому исследователю, я решил двигаться в своих научных изысканиях дальше. Если одни ученые делали упор на внутривидовую борьбу, другие – на половой отбор, то у меня возникло свое виденье жизни и напросилось собственное осмысление к их теориям. Как я раньше говорил, есть еще эволюция, за которую я ухватился, так как не желаю гражданской войны и, как биоматериал, я сам отдельно не представляю большого значения. Ученых всегда опровергали последующие поколения. Почему бы и мне не рискнуть и, возможно, сделать свой акцент. Некоторые учёные считают, что эволюция и есть внутривидовая борьба и половой отбор, другие ставят во главу угла симбиоз того и другого в равной степени, всё это применимое к растениям, животным, к людям – ко всем существам, задумывавшихся или не задумывавшихся над своими биологическими поступками. Эта та самая сфера жизнедеятельности, в которой, они рассуждали, даже кролика можно смело назвать академиком, настолько он вышеозначенное (биологические поступки) делает профессионально и виртуозно, и в чем преуспел.

И я посчитал, что эволюция развивается сама по себе, и дал слово задействовать свой хозяйственный ресурс, имея материальную базу из буф-буф и карассо, которые позволят перепробовать все варианты жизненных ситуаций, какие подскажет фантазия.

Что интересно, в моих теориях о путях развития эволюции, от самолюбования ими, ни разу не заронились сомнения и не было желания пересмотреть их, хотя подспудно я ещё ждал, что встречу непреодолимое препятствие в виде непонимания, косых взглядов или сопротивления, и вместо мирного и всепроникающего расположения и разумения к себе придется прибегать к некой силе. Но всё получилось в лучшем виде, и, Слава Богу, всё нехорошее образовалось в хорошее, а нестыковки прошлись стороной.

И всё же, интересную противоречивую позицию пришлось занять со своим вторым “я”. Повторяю, я имел дело с племенем, стоящим на уровне развития каменного века. “Этого делать нельзя, не переписываю ли я наново чужую историю насильственными способами? – спрашивал я сам себя и отвечал. – Всё в историческом контексте, есть точный далеко идущий план мероприятий культурной революции по оздоровлению и выправлению нации. Я готовлю туземцам самую блестящую перспективу в их развитии, какую только можно себе представить. Это будет море согласия, а ещё больше – океан гармонии. Когда за мной приплывет корабль, они будут в своем развитии на несколько порядков выше, не проходя стадии даже стального топора”.

Я часто предавался такого рода философским размышлениям, прохаживаясь на ночь по берегу, а, чтобы моя деятельность была оправдана с точки зрения исторического генезиса, решил в своем единственном лице открыть миссионерский пункт, необходимость которого витала в воздухе, поскольку уже совершал свои деяния под знаком милосердия и сострадания.

Миссионеру положено утверждать идеалы любви к ближнему и, когда он видит, что люди застыли в своем доморощенном коконе и неизвестно как долго у них продлится эта фаза в развитии, и насколько они способны что-либо предпринять для выхода из тупикового состояния застоя, он не имеет права оставаться в стороне совершенно спокойным и индифферентным.