Общеизвестно, что русские не смогли выйти к Кировской магистрали, но этот провал скоро был возмещен: в течение двадцати пяти дней советские рабочие построили временную 35-километровую линию через болото, вдоль берега Ладожского озера, из Полгами в Шлиссельбург, и оттуда по временному мосту до линии в Ленинград. Эту дорогу, разумеется, немцы в любой момент могли перерезать. Но об этом знали только специалисты.
6 февраля временная железная дорога вступила в действие. В Ленинграде сразу же увеличился хлебный паек: с 250 до 600 граммов для рабочих, со 125 до 400 — для остальных жителей. Эти цифры красноречивее, чем что-либо другое, говорят о том, что Ленинград остался в блокаде. Узкий коридор с импровизированной железной дорогой не обеспечивал регулярного снабжения города-крепости.
Эта ситуация заставила советское командование продолжить бои южнее Ладожского озера, чтобы все-таки выйти на Кировскую магистраль и отвоевать железнодорожный узел Мга. Без промедления начались вторая и третья фазы второго сражения на Ладоге.
Свою прежнюю роль играли два старых краеугольных форпоста немецкой обороны — опорный пункт Городок на Неве с больницей и электростанцией и с другой стороны укрепления 366-го гренадерского полка в Поселке 7, названные по имени командира полка «рубеж Венглера». Именно эти два пункта и препятствие на высоте у Синявина решили исход новой битвы.
Больница в Городке теперь являла собой лишь руины, главные крылья были разрушены, но саперы 3-й роты лейтенанта Бренделя из 240-го инженерно-саперного батальона стойко держались за эти кирпичные развалины. Значительную помощь преимущественно во время советских танковых атак оказывал 1-й дивизион 240-го артиллерийского полка под командованием майора Бауэра.
Орудия стояли на южной кромке леса «Шайдисвальд». Лейтенант Фолькман находился в больнице с самого начала сражения в качестве корректировщика огня. Раз за разом он спасал гренадеров и саперов своевременным заградительным или сосредоточенным огнем по намечавшимся участкам прорыва. В конце дня 17 января батарея по наводке Фолькмана разнесла советские исходные позиции в треугольном лесу. Вдруг связь оборвалась. Орудия больше не выпустили ни единого снаряда. Что произошло?
Радист Фолькмана снова и снова вызывал орудийные расчеты батареи. Ответа не было. Оборвалась связь и с полком.
«Я немного посплю», — сказал лейтенант и лег на койку в подвале. Дым от развалин на первом этаже проникал через коридоры и лестницы, от зловония слезились глаза, но смертельно усталый Фолькман сразу же уснул. Однако через полчаса его разбудили: «Господин лейтенант, господин лейтенант, установлена связь с полком!»
Фолькман сел: «И что случилось на батарее?»
Унтер-офицер помедлил, потом сказал: «Батарею раздавили советские танки. Погибли, видимо, все. Радист спасся в каком-то укрытии, он время от времени выходит на связь с полковником Херцем».
Лейтенант Фолькман соскочил с койки. Раздавили? Все убиты? «А орудия, что случилось с орудиями?» Унтер-офицер пожал плечами.
До позиций батареи было примерно два километра. Два километра — сначала через кольцо вокруг больницы, потом по участку, простреливаемому противником. Но Фолькман долго не раздумывал. «Я должен узнать, что случилось. Может быть, им нужна помощь. Я иду».
Он сунул за пояс пять ручных гранат, накинул на плечо автомат и вышел в ночь, один. Фолькман перебегал от дерева к дереву, от одного куста к другому, прятался в воронках и заснеженных торфяных выработках.
Дошел до линии заводской железной дороги. За ней должна быть бревенчатая дорога, которая ведет от электростанции к командному пункту дивизии в Рангуне. Теперь осторожнее. Он, должно быть, почти на месте. Тут он узнал позиции расчета № 1. За брустверами в лунном свете стояли орудия.
Фолькман перепрыгнул бруствер, нагнулся, офицер — мертв. Вокруг орудий лежали артиллеристы. Разорваны снарядами. Изрешечены автоматными пулями. Вдруг Фолькман подскочил, затаив дыхание, прислушался. Вот опять — стон. Он осторожно подполз к орудию № 4. Под станком лежал наводчик, серьезно раненный пулеметной очередью, но живой.
Фолькман шепотом заговорил с раненым. Да, он был в сознании. Когда подошли советские танки, наводчик бросился под станок. Шедшая за танками пехота скосила всех. Майор Бауэр, командир батареи, тоже был на позиции. Он, должно быть, лежит где-то совсем рядом. Фолькман поискал его. Нашел. Мертв, как и все остальные.
Как ни странно, но русские оставили орудия нетронутыми. Они, вероятно, намеревались их отбуксировать, явно думая, что они в безопасности и располагают неограниченным временем.