Выжженная Земля

«Пора», — подумал Фолькман. Но сначала поспешил к медицинскому бункеру. Там было пусто. Офицер медицинской службы и его санитар лежали около орудия № 2, мертвые. У входа в бункер Фолькман нашел салазки с ремнем и одеялом, надел на себя ремень и положил на салазки наводчика. Так он отправился в обратный путь. Раненый стонал при каждом толчке смазок. Фолькман покрывался потом, несмотря на мороз в 20 градусов. Его дорогу пересекали советские дозоры. Снова и снова он падал на снег, задерживал дыхание и зажимал рукой рот раненого.

Советская артиллерия поливала снарядами болото и лес. Фолькману пришлось петлять, и он потерял направление. Теперь ему нужно было быть вдвое осторожнее, чтобы не нарваться на пулю какого-нибудь немецкого дозора.

Наконец лейтенант услышал слабые голоса. Говорили по-немецки. Он закричал. Несколько минут спустя его доставили на командный пункт соседней 96-й пехотной дивизии.

Генерал-майор Нёльдехен выслушал рассказ лейтенанта с изумлением. Орудия в порядке? Подполковник Деегенер, начальник оперативного отдела, немедленно собрал солидный штурмовой отряд саперов и гренадеров. Под руководством лейтенанта Фолькмана они пробились к позициям раздавленной батареи.

На этот раз без боя не обошлось. Русские тоже двигались в том же направлении, намереваясь забрать немецкие орудия. Но штурмовой отряд Фолькмана захватил их врасплох и занял орудийные позиции. Другой штурмовой отряд отправил туда из 240-го артиллерийского полка полковник Херц.

К рассвету все погибшие были собраны, орудийные позиции батареи укомплектованы и их оборонительные укрепления восстановлены. Огневая мощь целой батареи была спасена.

В полуразрушенном бункере командира батареи за рацией они нашли раненого героя этой схватки — обер-ефрейтора связиста Паласка. В течение всего боя на орудийных позициях он продержался у своей рации, единственный выживший на командном пункте. Рядом с бункером встал «КВ-1», который постоянно стрелял. Но Паласка снова и снова связывался с полком и смог направить на советские танки огонь других огневых позиций. Его данные были так точны, что советским танкам пришлось снова покинуть занятые позиции.

Генерал-полковнику Линдеману, командующему 18-й армией, сообщили о кровавом интермеццо на южной кромке «Шайдисвальда» при утреннем докладе. Он изучал карту в своем командном пункте. «Удастся ли удержать нашу новую оборонительную

линию в горловине, Шпет?»

Но прежде чем генерал-майор Шпет, его начальник штаба, смог ответить, Линдеман продолжил: «Нам нужно удержать Синявинские холмы! Только оттуда мы можем не допустить, или помешать, или хотя бы наблюдать движение в русском коридоре между Липкой и Шлиссельбургом. И это не все — если мы отдадим холмы, то не сможем удержать Мгу. А получив Мгу, русские получат Кировскую железную дорогу, и вся блокада Ленинграда, наша стратегическая цель, станет неэффективной».

Генерал-полковник Линдеман был совершенно прав. Маршал Ворошилов, осуществлявший координацию действий фронтов на Ладожском озере, делал все возможное и шел на любые жертвы, чтобы захватить как эти командные высоты между Волховом и Невой, так и опорные пункты на их флангах. Он хотел разорвать кольцо вокруг Ленинграда раз и навсегда.

Русские непрерывно атаковали высоты и опорные пункты в Поселке 7 и Городке. Они обстреливали их из всех видов артиллерии. Они бросали на них танковые полки. Волна за волной налетала авиация и забрасывала эти позиции бомбами. Но все напрасно. Генерал Хильперт, с 24 января командовавший в коридоре всеми войсками, оставил лес «Шайдисвальд» и торфяное болото южнее Поселка 5. Новая основная оборонительная линия шла из Городка прямо через Синявинские холмы на Поселок 7 и «рубеж Венглера».

Временами в коридоре действовало не меньше дюжины немецких дивизий. Кроме старых восточнопрусских дивизий из полосы зоны армии, в боях участвовали 5-я горная дивизия из юго-восточной части Ленинградского кольца и 28-я егерская дивизия с Волхова.

Ударная группа Хюнера держала самый уязвимый северо-восточный край Синявинских холмов. Его саперы и мотоотряд 61-й пехотной дивизии подвергались особенно яростным атакам, но ни разу не уступили русским. Справа и слева от них с такой же стойкостью сражались две другие восточнопрусские пехотные дивизии, 1 и 11-я, а с ними стрелки 28-й силезской егерской дивизии. Смертный рукопашный бой на развалинах церкви в Синявино — один из самых жестоких за всю войну.

Все попытки русских совершить прорыв к Мге через Синявино разбивались об эту «восточнопрусскую фалангу». На ледяном холоде, в метели и под ударами советской артиллерии сокращающиеся роты стояли в своих окопах, опорных пунктах и полузасыпанных воронках от снарядов. Через восемь дней безуспешных атак советское Верховное Главнокомандование осознало, что заметно не продвинулось. Торфяное болото у Синявина было усеяно телами погибших.