Выжженная Земля

Невзирая ни на что, он пошел обратно, повернул на север. Откуда-то справа крикнули: «Пароль!» Он не обратил внимания. Раздалась одна автоматная очередь и три короткие из пулемета.

Он пересек открытое пространство, обходя заросли, в которых стояли заставы, прошел немногим больше километра и неожиданно оказался в середине основной оборонительной линии русских. Теперь он знал, где находится линия фронта. Пулеметный огонь в западном направлении позволил ему различить позиции. Согнувшись вдвое, он пошел через линии, потерял перчатки, разорвал шапку на две части и завернул в них руки, чтобы не обморозить их, разгребая снег.

Силы теперь быстро иссякали. Он разговаривал сам с собой, почти вслух. «Я больше не могу идти», — сказал он и осел. Но через мгновение снова поднял себя: «Я могу еще немного!»

Это повторялось каждые полчаса. Каждый раз он оставался в снегу до той самой критической точки, за которой безразличие может означать смерть. И каждый раз заставлял себя подняться. Он шел по заячьему следу, идущему на свет луны, на запад. С 02 часов планета Венера указывала ему направление. В 04 часа, в конце третьей ночи и начале третьего дня, он вдруг оказался перед амбаром, внутри было сено. Он упал. Спать!

Однако голод, жажда и боязнь замерзнуть до смерти не позволили ему отдаваться лихорадочной дремоте больше двух часов. Он снова поднял себя. Он не мог умереть в этом амбаре, он должен выйти. Он вышел наружу. Рассветало. Он побрел вперед, увидел несколько изб.

«Пароле!» — крикнул кто-то. Пускай кричат. Он равнодушно переставлял ноги. Десять шагов. Двадцать. Вдруг что-то пронеслось в его мозгу: «Что сказал тот голос? Пароле? Это последнее «е» — точно не может быть частью русского слова? А вдруг?..»

Но думать было слишком трудно. У него получалось очень медленно. Его мозги, казалось, замерзли, как камень.

Он протащился по открытому месту еще метров пятьсот, но мозги продолжали мешать. Пароле! Может, это немец его спрашивал?

Наступал день. В дневном свете он смог различить железнодорожную колею. Железная дорога! Вдруг он снова стал опытным офицером-артиллеристом. Это, должно быть, линия на Локню, часть магистрали Одесса — Ленинград. А этот участок, между Локней и Новосокольниками, западнее Великих Лук, был в руках немцев. Он знал это точно. В последней боевой сводке, которую он слушал на своем НП, сообщали, что этот сектор железной дороги в ходе операции по деблокаде заняла ударная группа 8-й танковой дивизии.

Нет оснований сомневаться. Так или иначе ему конец. Поэтому он развернулся и побрел к избам, к человеческому жилью. Добрался до одинокой избы, достал пистолет, постучал. Дверь открыл старик, уставился на него. Бенеман показал внутрь: «Немцы или русские?»

Старик покачал головой: «Немцы», и показал на каменный дом. Бенеман вывалился из двери, потащился напротив. Его губы задрожали при виде знака на входе: 5-я рота 80-го полка самоходных орудий. «8-я из Коттбуса», — пробормотал он. Он знал знаменитую 3-ю легкую дивизию, которую в 1940 году преобразовали в 8-ю танковую дивизию, она воевала на северном и центральном фронтах.

Он ввалился в дверь, в большую комнату, где располагался командный пункт. Все окаменели, увидев в дверях это привидение, — изнуренную фигуру с рукой, завернутой в кусок камуфляжной шапки, бородатым лицом, обезображенным морозом.

Похожий на привидение человек завороженно смотрел на железную печку и белый эмалированный немецкий армейский чайник, в котором разогревался суррогатный кофе.

Он поднял его, поднес к губам и начал пить. Все пил и пил. Потом поставил. И только потом произнес первые слова: «Я пришел из Великих Лук».

Тогда остальные вскочили на ноги и подставили ему стул. Он упал на него и смеялся, смеялся. По его обмороженному белому лицу ручьями текли слезы. Он шел шестьдесят часов, на жестоком морозе прошел сорок километров. И его не поймали. Он спасся из ада Великих Лук — он, лейтенант Бенеман, из 9-й роты 183-го артиллерийского полка.

Таким образом Бенеман избежал плена и последующей мести фанатичного советского руководства. После войны они собрали из своих лагерей воевавших в Великих Луках немцев, привезли их обратно в крепость и там судили трибуналом. По одному человеку каждого звания приговорили к смертной казни через повешение — одного генерала, одного полковника, одного подполковника, одного майора, одного капитана, одного лейтенанта, одного унтер-офицера, одного обер-ефрейтора и одного рядового.

29 января 1946 года их публично повесили в Великих Луках на площади Ленина. Среди повешенных был командир 277-го пехотного полка и бывший комендант города, командиры рот, железнодорожники, младшие командиры и рядовые. Всех остальных, которых смогли собрать, приговорили к двадцати или двадцати пяти годам тюремного заключения. Только одиннадцать из них дожили до возвращения в Германию между 1953 и 1955 годами.