Дедушка молчит, переваривая услышанное. Эшлинг поднимается и подходит к наскальному рисунку; пробегает пальцами по стене пещеры и останавливается на огненном шаре, несущемся с небес.
– Выглядит жутковато, – бормочет она.
– Эшлинг, – неуверенно произносит дедушка, – а что, если ты перепутала порядок рисунков?
– В смысле? – спрашивает девушка, отступая назад, чтобы охватить взглядом всю картину.
– Ты сказала, что Богиня приходит на землю, а потом женщина кладет камень на алтарь.
– Ага, – отвечает Эшлинг, занятая поисками жвачки в карманах. – И?
– Что, если
Эшлинг замирает с пластинкой жвачки на губах. Смотрит на хаос, царящий на первой картине, потом поворачивается ко второй: одинокая женщина с диском, а вокруг – пустота.
– Она победила, – шепчет Эшлинг. – И осталась одна.
Девушка возвращается к первому рисунку. Стоунхендж. Алтарь. Каменный диск. My.
– Эшлинг? Все в порядке?
– Это круг, – Эшлинг не слышит дедушку. В голове ее звучат слова давно умершего отца. Слова, которые он не раз и не два произнес перед тем, как сойти с ума.
«Все мы – часть бесконечного круга».
Хиляль ибн Иса ас-Сальт
– Я знаю, что я прав, – говорит Хиляль, хватая Эбена за руки.
Старый учитель настороженно смотрит на переполненного энтузиазмом ученика:
– И что тогда? И к чему тогда все наши традиции и наши знания? К чему эти тайны, если ты действительно прав?
– Потому что это
– Притормози, – останавливает его Эбен. – Это опасные мысли.
– Но верные, учитель, – настаивает Хиляль.
– Я больше не твой учитель, – устало отвечает Эбен ибн Мохаммед аль-Джулан. – Но если то, что ты говоришь, правда, зачем это существо дало тебе такую подсказку?
Хиляль и сам не раз задавал себе этот вопрос. Он долго размышлял о круге, который кеплер 22b внедрил в его мозг. Теперь ему кажется, что он догадался.
– Это была ошибка. Я уверен. У круга очень много значений.
Слишком много. Но его слова все прояснили. Он сказал, что Событие – часть Последней Игры. Ее причина. Начало, середина и конец.
Эбен задумчиво поглаживает подбородок:
– Ну, не знаю…
– Или это была
Хиляль замечает искру сомнения в глазах учителя.
– А что, если они испытывают твою веру? – все же возражает Эбен. – Проверяют, достоин ли ты. Что, если это своего рода притча: если мы убиваем, то должны быть убиты.
– Если так, учитель, то я должен рассказать другим Игрокам.
Эбен склоняет голову к плечу. Синие глаза старика встревоженно блестят на фоне темной обветренной кожи.
– Но такого никто не ожидал…
– Конечно! Будущее не предначертано. Кеплер имел в виду нечто другое: что возможно всё. И сама наша история – тысячелетия, на протяжении которых они прилетали и делились с нами знаниями, – тому подтверждение. Я должен предупредить других Игроков!
– Но если ты ошибаешься, то окажешься позади всех. Тебе придется нагонять остальных. А они успеют заключить союзы и вырваться вперед.
– А если я прав, все это неважно. Будущее не предначертано.
– Возможно.
Хиляль снова хватает учителя за руки и заглядывает ему в глаза. Жизнь и любовь переполняют его; через вытатуированный на груди и животе коптский крест словно проходит электрический ток.
– Отцы Иисус и Мохаммед согласились бы со мной. И дядя Моисей их бы поддержал. И дедушка Будда. Все они сказали бы, что попытаться стоит. Ради любви, учитель Эбен ибн Мохаммед аль-Джулан. Ради любви.
Мудрый бывший Игрок отнимает руку у Хиляля и кладет ее на глаза ученика.
Тот послушно закрывает их.
– Но почему же мы верим в Христа, Мохаммеда и Будду, если своими глазами видели тех, кто создал Вселенную? – спрашивает Эбен юного Игрока. Спрашивает не первый раз – этот вопрос многократно звучал на протяжении всего существования их Линии.
– Потому, – отвечает Хиляль, – что мы верим: даже один человек может все изменить.
Солнце колеблется вокруг своей оси с амплитудой 11,187 см. Во время вспышки на Солнце в космическое пространство выделяется количество энергии, равное взрыву 200 000 000 000 мегатонн тротила. Выброс корональной массы – настолько мощный и стремительный, что достигает Земли всего за девять часов и 34 минуты.
Маккавей Адлай, Байцахан
Маккавей ворочается на узкой кушетке. Сон не идет.
Перевернувшись на бок, он смотрит на кровать, в которой мирно спит юный Байцахан. Нахальный. Мстительный. Смертоносный.
Спит.
И улыбается во сне.